Союз нерушимый

— Вы товарищ командарм с нами? Или в армию поедете?

Новиков улыбнулся этакой невинной хитрости. Мол, если такая шишка будет рядом, то и снабжаться дивизия будет в первую очередь, и запросы на авиационную и артиллерийскую поддержку будут выполняться беспрекословно. Ну и прав Лелюшенко! О деле заботится, и возможности не упускает.

— С вами поеду. С вами. Я ведь тоже не прост. И считаю, что в Хельсинки я с вашей дивизией попаду куда быстрее, чем со штабом армии. Да и танк мне зря, что ли выделили? Будете меньше о моей безопасности трястись. А в атаку, так и быть, не пойду. Берете?

Вот только поучаствовать в штурме Выборга, даже в качестве наблюдателя, Новикову так и не пришлось. Радиограмма от Фрунзе требовала немедленно явиться в Москву.

Всю недолгую дорогу до полевого аэродрома, где его уже ждал самолет, Новиков прокручивал в голове различные причины столь срочного вызова. Все же, как командарм и тем более как инспектор бронетанкового управления, он имел доступ к закрытой для остальных информации. Да и знания из будущего даже сейчас не устарели. Так что поводы для тревоги были. Если в его мире поводом для мировой войны послужила Польша, то здесь таким поводом, судя по всему, должна была стать Финляндия. Хотя без Польши и здесь не обойдется. Полпа «ясновельможных панов», окончательно съехавших с катушек на почве ненависти к России и полном пренебрежении к другим народам, просто не могла остаться в стороне. В эту кучу дерьма они просто рвались влезть по самые уши. А вот то, что от самой Польши после этого даже ушей не останется, им и в голову не приходило. А большим дядям из Лондона и Вашингтона на это было просто напросто наплевать. В свете всего этого вызов в Москву мог означать, скорее всего, одно — Антанта решилась на открытые боевые действия.

Собственно говоря, Новиков в своих рассуждениях был недалек от истины. Ошибся он только в одном. Антанта не просто решилась — она уже начала боевые действия. Просто и подло. Без всякого объявления войны. Ударили, как им казалось, в самое незащищенное место, в подбрющье Тройственного союза, по нефтяным промыслам и нефтеперерабатывающим комплексам Баку и Грозного.

Пантюшин

Поезд неторопливо тащил свои вагоны в сторону Петрозаводска, постукивая колёсными парами на стыках рельс. В хвосте поезда были прицеплены обычный товарный вагон с выведенной вдоль вагона белой неровной надписью «Скот» и грузовая платформа, забитая накрытыми брезентом ящиками. Между ними находился обыкновенный пассажирский вагон с закрашенными синей краской окнами. По платформе время от времени прохаживался часовой, поблёскивая примкнутым штыком, и в открытом тамбуре товарного вагона заметна была закутанная в тулуп фигура. Обычная для военного времени картина. Пантюшин лежал, заложив руки за голову, на нижней полке купе пассажирского вагона, которое он делил с начальником аккумуляторного цеха Сергеем Герасимовым. Через дальнюю стенку до него доносился невнятный гул, в котором выделялись взрывы смеха — народ ужинал. Звали, естественно, и его, но Андрей отговорился усталостью и не пошёл. Просто ему требовалось побыть одному, чтобы переварить все впечатления от посещения базы Балтийского флота. Впечатлений была масса и многие из них вызывали здоровую оторопь от сравнения с тем, что он помнил из «того» времени. Нет, за все прошедшие годы он видел и знал, что многое идёт совсем не так, как было «тогда». Идёт правильно, так как это и должно идти в нормальной стране при нормальной власти. Но одно дело знать и даже в меру сил настраивать этот правильный ход, и совсем другое дело увидеть это собственными глазами. Причём в области, к которой ты не имеешь ни какого отношения. Значит, и в целом в стране всё идёт так, как и должно идти. Он видел флот. Даже не так — Флот. Который изуверски был уничтожен в «то» время.