Союз нерушимый

А как заставить хлопцев, чтобы они шли в атаку, не жалея себя? Поскольку, по разведданным, на Подоле окопались уже не рабочие «отряды самообороны», а армейские части, пока не установленной точно численности, но явно фронтовики? Как убедить, чтобы курени рвались вперед, не хуже Ваффен СС, умирали, но ни шагу назад? Что ж, не одни советские владеют искусством пропаганды!

Главное — победителя ведь не удавят? Он, Кук, выполнил свой план — захватил Киев. А что не удалось удержать, так в том не его вина.

Еще один протокол допроса.

Поль Ренье, аджюдан французской армии. По вашему — фельдфебель. Служил в артиллерии Семнадцатой пехотной дивизии, был взят в плен у города Канев на Днепре.

Я не делал ничего предосудительного. Когда генерал Де Голль набирал свои легионы, я лежал с лихорадкой, и лишь потому не записался. Иначе входил бы сейчас в освобожденный Париж. А когда те, кого вы называете «бандеровцами» приказали мне встать в их ряды — я подумал, что они имеют на то законное право, как власть, в данный момент контролирующая эту территорию. Тем более что работа, которой нас заставляли заниматься прежде, была очень тяжелой — по двенадцать часов в день, без выходных, с очень плохой кормежкой, без обеспечения одеждой и обувью. И конечно, когда меня, как военного, пригласили служить в полицейском подразделении, как я полагал, то я согласился!

Конечно, мне не понравилось, что со мной обошлись по-варварски! Без всякого почтения к моему чину, зачислив рядовым — и сказав, что я должен исполнять любой приказ «друже подхорунжего», который тотчас же набил мне морду за пререкания. Весь первый день и большую половину второго мы действительно несли полицейские обязанности, патрулировали улицы, подхорунжий приказал нам изымать листовки, а тех, у кого найдем, тащить в комендатуру — нет, я не знаю, что там с ними делали, я лично не расстреливал никого! А вечером нам было приказано идти куда-то строем, а затем готовиться к атаке. Нам выдали двойную порцию русской водки. И сказали — мы должны атаковать, если хотим жить. Потому что Сталин уже решил, что завтра Киев будет стерт с лица земли со всеми, кто тут находится. Как Гамбург, или другие германские города — и мы поверили, потому что видели русские самолеты, летающие над городом в большом количестве. А когда бросали листовки, то прямо над крышами проносились эскадрильи штурмовиков, и это было страшно!

Пан подхорунжий (вот странно, друг друга они называли «друже», а от нас, французов, требовали, чтобы мы обращались к нам «пан») заявил, что он лично пристрелит каждого, кто попытается отстать или спрятаться. Только вперед, там ваша жизнь! И мы пошли, и это был ужас. Мсье следователь, я же артиллерист, а не пехотинец, а ночной бой считается сложной задачей! Помню лишь как мы залегли, прижатые пулеметами, и на нас густо посыпались мины! Но мы рвались вперед, потому что нам сказали, что там, у реки, нас ждут корабли — а все кто останется здесь, умрут.

А затем ваши десантники поднялись в контратаку. Сначала забросали нас гранатами, а затем пошли вперед и стали убивать уцелевших — очередями в упор, и даже штыками. Они дрались как черти, крича «мы ваш Берлин взяли — наш Киев вам хрен отдадим». И убивали даже тех из нас, кто поднимал руки. Я не придумал ничего лучше, как упасть наземь и притвориться мертвым — нельзя было даже убежать, бой шел повсюду!

А утром меня нашли, и хотели расстрелять — но когда услышали, что я француз, и мобилизован насильно, то взяли в плен, и даже накормили сухарями. Помню еще, как русский офицер сказал, если пленных не брать, кто трупы убирать будет? И мы, четыре десятка бедняг, кому посчастливилось уцелеть, два дня занимались этой грязной работой. Там было наверное, не меньше тысячи тел! Только повстанцы — своих русские хоронили сами.

Мсье следователь, что со мной будет? Прошу учесть, что я никого не убил и не причинил вашей стране, ее гражданам и их собственности никакого вреда!

Анна Лазарева. Москва, 2 июля 1944.

Ну вот, закончено! Интересно, вернусь ли я когда-нибудь в Киев? Хотелось бы, через год — когда там залечат раны, нанесенные мятежом!