Среди представителей российской общественности много было согласных с Иеллинеком и Вебером. Например, М. М. Ковалевский летом 1905 года поражался легкомыслию своих знакомых: «Всеобщее избирательное право — это в безграмотной, дикой, разноплеменной стране… Неужели у вас не понимают, что из этого может произойти такая поножовщина и пугачевщина, что мы взвоем по самодержавию?» Не высказывал симпатий к всеобщему избирательному праву В. А. Маклаков. Во время парижской конференции оппозиционных и революционных партий осенью 1904 года П. Н. Милюков предлагал не упоминать в резолюции требование всеобщего избирательного права. По его мнению, это могло многих отпугнуть от оппозиции. Лидер эсеров В. М. Чернов возражал: по его мнению, этот пункт был необходим, дабы съезд не считался реакционным. Такая точка зрения в итоге возобладала.
Прагматичный разговор о конституции едва ли был в полной мере возможен. Она жила в мечтах, казалась окном в новую жизнь. Это был не просто документ. Ему было предназначено знаменовать разрыв с традицией и становление новой России. Характерны рассуждения из объяснительной записки к «освобожденческой» конституции, которая так возмутила немецких правоведов: для освободительного движения «демократия есть не только факт, но и морально-политический постулат. Выше исторического оправдания для всякой общественной формы оно ставит оправдание нравственное».
В кружках и салонах
Сложно отделить протопартийные организации, кружки, салоны. Линия размежевания между ними крайне условная. Это были «житейские» объединения, сложившиеся скорее вокруг общего настроения, а не программы. Салоны тоже имели свою политическую направленность. На квартире К. К. Арсеньева преимущественно собиралась либеральная общественность, близкая к направлению «Вестника Европы». Другой центр притяжения — газета «Гражданин», а точнее — ее издатель князь В. П. Мещерский, пользовавшийся колоссальным влиянием в ближайшем окружении императора. У генерала Е. В. Богдановича собиралась чиновная публика. Обычно около двадцати человек приходили на его завтраки, которые отличались особой изысканностью. Иногда там бывали специальные приглашенные. Тогда собирались уже несколько десятков человек. Согласно воспоминаниям Л. А. Тихомирова,
завтраки Богдановича очень привлекали служебных и деловых людей, которые старались получить приглашение «бывать» у генерала. Во-первых, Богдановичи жили в весьма центральном пункте — на Исаакиевской площади, дом № 9. Заходить к ним было удобно. Во-вторых, у Богдановича бывали на завтраках разные влиятельные его приятели из высших учреждений, иногда даже министры. Гости сами собой создавали интересный круг, который привлекал каждого из них. Можно было встретить нужного человека, закинуть словечко просьбы в удобной обстановке, разузнать кучу новостей в разных ведомствах.
Особый политический салон сложился на квартире К. Ф. Головина. Туда приходили земцы, преимущественно придерживавшиеся умеренно консервативных взглядов: Н. А. Хвостов, С. С. Бехтеев, А. А. Нарышкин, А. Д. Поленов и другие. Иногда там появлялись лица совсем иной «складки»: один из столпов земского конституционализма граф П. А. Гейден или высокопоставленный чиновник, будущий государственный контролер П. Х. Шванебах. 29 ноября 1897 года Н. А. Хвостов писал Ф. Д. Самарину: