Читаем Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину полностью

Мы привыкли слышать, что последний царь был слабым правителем. Но это не так. Попытайтесь хоть раз мысленно встать на его место. В 1917 году шел двадцать третий год его правления. Нынешние президенты «выдыхаются» максимум за два срока. У Николая II это был в пересчете на президентские уже пятый срок! И решал царь проблемы не наподобие финансового кризиса в Греции, а по-настоящему трудные. Ему выпала русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая. Эсеровский террор достиг пика. Ни министры, ни генералы, ни сам глава империи не были уверены в своей безопасности. Но Николай держался! А еще строил линкоры, развивал армию, проводил реформы. Это был совсем не слабый человек!

Но в начале 1917-го все было против него. Думская оппозиция попыталась действовать через ближайшее окружение Николая II, чтобы убедить его назначить так называемое «ответственное министерство» — то есть кабинет министров, который подбирал бы не царь, а парламент. Это был так называемый «заговор великих князей» — именно через них, расстрелянных потом большевиками, пытались вложить в уши самодержца эту идею. Убийство Распутина — всего лишь зримое ответвление верхушечного заговора. Старца убили великий князь Дмитрий Павлович и депутат Пуришкевич. Царя лишили его последнего энергетического донора.

Революция планировалась как попытка переворота сверху. Ее подлинные тайные вдохновители — глава военного комитета Думы Гучков, лидер кадетов Милюков и председатель Думы Родзянко — рассчитывали, что все ограничится маленькой заварушкой. Народ в Петрограде побунтует, царь отречется, малолетний царевич Алексей не сможет ни на что влиять, и в России воцарится дорогая их сердцу олигархическая «демократия».

Но вышло не так, как мечталось. Эсеры и большевики слишком уж подогревали революционный котел снизу — просто, как черти в аду. Николай II, вопреки ожиданиям, отрекся не только за себя, но и за Алексея, что нарушало, кстати, законы Российской империи. Его брат Михаил отказался принимать скипетр. У страны временно не оказалось лидера. И началась война всех со всеми. Произошло то, о чем еще в XIX веке предупреждал Николай Гоголь: «Всеобщая беда — государь ли позабудет своего подданного и отрешится от него или подданный позабудет своего государя и от него отрешится».

Уже в наши дни вспомнили, кто же все-таки нарушил временно железнодорожное сообщение, вызвавшее хлебные очереди в Петрограде. Это был скромный чиновник Министерства путей сообщения — Юрий Ломоносов — толстопузый жизнелюб и приятель депутата Думы Бубликова. Через несколько дней два этих друга с группой уголовников захватят министерство лично. Ломоносов, кстати, был приятелем еще и Ленина! Уже после Октябрьской революции его назначат уполномоченным Совнаркома по закупке паровозов за границей. Умрет в Лондоне! Напрасно говорили, что Февраль обошелся без большевиков. Они тоже были в числе расшатывателей устоев и подгрызателей опор!

Юрий Ломоносов

И напоследок еще одна цитата из Черчилля: «Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которые она оказалась способна».

Единственное, что не смог выдержать этот гигант, это удар в спину. Хотели победить самодержавие, а победили самих себя.

Самозваная Центральная Рада

Бывает, что ничтожные события, как искра, проносятся в сознании современников, а потом через десятилетия неожиданно превращаются в исторический миф. Так случилось с Центральной Радой, существовавшей чуть больше года — с марта 1917-го по конец апреля 1918-го. Киевляне начала столетия, видевшие этот режим воочию, припечатали его презрительным определением — «оперетка».

Без февральской революции в Петрограде, покончившей с тремя столетиями Романовых, никакого национального возрождения в Украине, наверняка, не было бы. В то время, когда в столице России бушевали уличные страсти, в Киеве стояла тишь и благодать. «К концу февраля 1917 г., — писал местный мемуарист Гольденвейзер, — наша киевская атмосфера не была сгущена более, чем обыкновенно, и ничто не предвещало близкой грозы».

Все изменилось 15 марта (3-го по старому стилю), когда отчеты о перевороте в Петрограде опубликовали киевские газеты. Засевшим в тылу общественным деятелям революция очень понравилась. Всем хотелось чего-то новенького, и вот оно наступило! Сразу же возникло множество организаций, из щелей повылезали подпольные партии всех окрасов. Было среди них и так называемое «Товариство українських поступовців» — сокращенно ТУП. Название это сейчас мало что говорит душе и уху. Тем не менее, именно этот ТУП и постановил основать организацию, которая бы представляла интересы украинцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное