Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину

А случилось это вот как! Октябрьский переворот в Петрограде оказался для Рады полной неожиданностью. Временное правительство масона Керенского заменили большевики. Верхушка Центральной Рады — сама по большей части из тех же масонов куда плыть, не знала. То ли в независимость. То ли в федерацию с новой большевистской Россией.

На фронте продолжалась война с немцами. Полуразложившиеся от революционной пропаганды всех мастей солдаты старой армии полками разбегались по домам. Большая часть из них поддерживала большевиков, пообещавших мир и землю. Так называемые «украинизированные» части, разбросанные от Балтики до Черного моря, как изюм в булке, на бумаге подчинялись Киеву, а на деле тоже расползались по хатам. Донские казаки, сохраняя армейскую организацию и остатки дисциплины, эшелонами двигались в родные места через Украину. Туда же устремились самые убежденные из сторонников старого порядка и единой неделимой России — немногочисленные отряды офицеров и юнкеров — ядро будущей Добровольческой армии. Это было время всеобщего хаоса, когда у простого человека голова шла кругом. Кто за кого и против кого, окончательно еще никто не понимал. По сути, только большевики в Смольном и генерал Корнилов на Дону знали, что будут драться друг с другом до последней капли крови. А Центральная Рада в Киеве металась. как небезызвестный предмет в проруби, не приставая ни к какому берегу и все еще надеясь прожить по старому хуторянскому принципу: моя хата с краю.

Разбираясь, почему так трагически и позорно закончился для нее первый период борьбы с большевиками, я вдруг поймал себя на мысли: да ведь ее официальные вожди попросту не соответствовали занимаемым должностям. Шабаш непрофессионалов. Председатель Рады Грушевский — историк по основной профессии — шлепает одну за другой брошюры и новые издания своей «Иллюстрированной истории Украины» (благо, должность позволяет) и радуется их тиражам, вместо того, чтобы заниматься формированием государственного аппарата. Очевидцы рассказывали, что на некоторых заседаниях парламента он в разгар прений продолжал дописывать очередной учебник.

Премьер-министр Винниченко — самый популярный на тот момент украинский литератор — явно тяготится своей высокой должностью. Его дневник за конец 1917-го и начало 1918-го годов полон смешных жалоб. Он сетует буквально на все: на то, что ему приходится покупать стулья для заседаний правительства, выдавать деньги представителям комитетов, рассматривать проекты различных организаций, которые, по его словам, «витворює “белетрист” Петлюра». «Кожний хапа мене, де попаде, і вимагає залагодженя своїх справ, — ноет он. — А серце болить і тужить за тишею степових днів, за працею улюбленою, незалежною й не менш корисною, ніж на фотелі “міністра”».

Владимир Винниченко

Спрашивается, зачем этот человек, так поэтично описывающий, как шуршал песочек под шинами его велосипеда в парке Фонтенбло под Парижем и мечтающий после войны снова вернуться в Европу (он особенно любил Италию, Францию и Швейцарию), занял чужое место? А ведь занял же! И даже не постеснялся записать в дневнике: «Маю бути першим міністром України. І смішно, і дивно, і радісно».

Хороши и его соратники. 18 декабря 1917 года, когда красные уже движутся на Киев, Центральная Рада рассматривает вопрос «про негайну потребу організації власного гаражу». Директор хозяйственного отдела предлагает ассигновать для этого полезного деда 443 160 руб. Сумма выделяется тут же в полном объеме. Для сравнения: на следующий день «на охорону порядку» во всей Украине Рада выделяет только 50 тысяч рублей. Еще 100 тысяч ассигнуется «на пособіє біженцям». Гараж для новых правителей в три раза перевешивает затраты и на беженцев, и на внутреннюю безопасность в стране!