Союз Поэтов. Сборник 1

Наркомвоен отрывисто чеканит
Главе правительства сухой вопрос.
И у широкого окна очками
Поблескивает строгий Наркомпрос.

Каким-то нереальным фейерверком
Разбрасываются обрывки фраз:
«Товарищ! назначенье Главковерхом
Вам принесет сегодняшний приказ…

Волнения рабочих в Вашингтоне!..
Восстанием охвачен Будапешт!..»
И взор усталый машинистки тонет
Под грудой зашифрованных депеш.

Наркомфинансов с Наркоминоделом
Беседуют о пониженьи цен.
И странно-чужд в дворцовом зале белом
Нерусский председателя акцент.

О, эти люди, твердые как камень.
Зажженные сигнальные огни!.
Их будут чтить веками и веками,
И говорить о них страницы книг.

И летописец пламенной свободы
Восстановит восторженным пером
Закуривающего Наркомпрода
И на столе у Наркомзема бром.

Киев 1918.

Вас. Федоров

«О, повторимость песен спетых…»

О, повторимость песен спетых,
искрящиеся зеркала,
седая, злая муть легла
на ваши радужные светы…

Тону душою несогретой
в отчаяньи, что стелет мгла.
…Вы слышали? – Он умер, Томас Гдан,
в какой-то Индии, в безвестном где-то…

Что-ж мне осталось? – выцветшие строки
газетной вырезки бессмысленно читать.
да по моренам родины жестокой
как привидению ненужному блуждать:
волнующей влекущий голос барда
не кинет в кровь мою желанный крик: «Эдварда»…

«Мой Мункен Венд, я знаю – непохожи…»

Мой Мункен Венд, я знаю – непохожи
вы на того, с кем я была знакома…
С какою болью вам, нечаянный прохожий,
вчера шепнула я – рассеянная –: «Томас…»

Не вам понять какой мечтой влекома
страдалица душа! Вот вы ушли… и что же?
мне тягостен покой родного дома…
совсем одна… Ничто мне не поможет!

Свинцовый сон сомнет – и снова, из тумана
давно-минувшего, звериный глянет взгляд…
вся задрожу, впивая сладкий яд…
руками стисну грудь – так я встречала Глана!
…и вдруг проснусь. Кто постучит в окно? –
Лопарь, животное… теперь ведь все равно.

P. S.

Итак, вы иль Гильберт томитесь жаждой тела
Эдварды Мак? – Ну, что-ж… берите смело!

Из архива Эдварды

23 май 1921.

Олег Эрберг

«Мы торговали воском и ладаном…»

Мы торговали воском и ладаном,
и от неба совсем посинели;
а багдадские персы молились и меняли
деревянную печень и мясо полишенеля.

Священен пот умирающего шиита
в унавоженном верблюдами квартале.
И длительна полночь Гарун-аль-Рашида,
когда в предбаннике под Сородой мы щекотали.

И когда мы с'ели нашпигованного гусем, полшенеля Гасана,
пришли из кизекового леса
и принесли нам золотых фазанов
семь грязных юношей из сонного Эфеса.

А когда мы тонули в море,
от арабских акул причал ища,
вспомнили, что не было церквей в Бассоре.
А с неба ухмылялось блаженное лицо царя Алексей Михалыча.