После долгих внутренних переговоров Париж принял предложение Советов, а Лондон нет. Здесь его обсуждение происходило 19 апреля. Вместо Галифакса выступил его постоянный заместитель А. Кадоган, который вынужден был признать, что советские предложения ставят правительство Его Величества в трудное положение: «…Весьма сложно отказаться от этих советских предложений. У нас уже сложилось мнение, что Советы только кормят нас проповедями о «коллективной безопасности», но не делают никаких практических предложений. Теперь они сделали, и будут иметь возможность упрекнуть нас, что мы не приняли их. Но больше всего будет упреков от наших же собственных левых… Кроме того, существует риск — хотя, я думаю, лишь в отдаленной перспективе, — что, если мы не примем их предложений, Советы могут заключить что-то вроде соглашения «о ненападении» с германским правительством». И все же Кадоган рекомендовал, чтобы предложения Литвинова были отвергнуты; что и было сделано, даже «с надменностью», как скажет позже французский посол Корбен»[242]
.Пока же Галифакс уведомил Майского, что англичане «слишком заняты», чтобы рассмотреть «вполне логичные и конструктивные предложения Литвинова»[243]
. «Простой отказ, — пояснял Галифакс, — дал бы русским возможность поставить оба наших правительства (британское и французское) в весьма щекотливое положение, [поэтому] было бы лучше всего отделаться какими-нибудь незначительными, но вполне выполнимыми контрпредложениями»[244].Говоря о протоколах британского комитета по внешней политике, составленного из ключевых министров кабинета, глава северного департамента британского Форин офиса Л. Коллье 28 апреля приходил к выводу, что «если почитать между их строк», особенно высказывания Чемберлена, то «трудно избавиться от ощущения, что настоящий мотив поведения кабинета — желание заручиться поддержкой русских и в то же время оставить руки свободными, чтобы при случае
Идея в принципе была не нова, еще в 1923 г., подводя итог Версальскому договору, итальянский экс-премьер Ф. Нитти писал: «Барьер, который Польша хочет возвести между Германией и Россией, — это абсурд, который должен быть немедленно устранен. Отняв у Германии колонии и ее возможности для экспансии за рубеж, мы теперь должны направить ее в Россию, где только она может найти выход, необходимый для ее огромного населения и долга, который она должна нести»[246]
.8 мая английское правительство, вместо соглашения о взаимопомощи, вновь предложило Советскому правительству принять на себя односторонние обязательства в отношении Великобритании и Франции в случае вовлечения их в военные действия[247]
. Англо-французские проекты пакта о взаимопомощи 1939 года советское полпредство комментировало следующим образом: «Выходит так, что когда Франции и Англии заблагорассудится воевать с Германией из-за статус-кво в Европе, мы автоматически втягиваемся в войну на их стороне; а если мы по своей инициативе будем защищать тот же статус-кво, то это Англию и Францию ни к чему не обязывает»[248].Через неделю Советское правительство уведомило своих партнеров по переговорам, что, внимательно рассмотрев их предложения, оно пришло к заключению, что эти предложения «не могут послужить основой для организации фронта сопротивления миролюбивых государств против дальнейшего развертывания агрессии в Европе», ибо «не содержат в себе принципа взаимности в отношении СССР и ставят его в неравное положение, так как они не предусматривают обязательства Англии и Франции по гарантированию СССР в случае прямого нападения на него со стороны агрессоров». Одновременно Советское правительство выдвинуло предложения, в случае реализации которых был бы создан действительный барьер против агрессии[249]
.«Англо-французский проект, — пояснял 27 мая В. Молотов английскому и французскому послам — Сидсу и Пайяру, — не только не содержит плана организации эффективной взаимопомощи СССР, Англии и Франции против агрессии в Европе, но даже не свидетельствует о серьезной заинтересованности английского и французского правительств в заключении соответствующего пакта с СССР. Англо-французские предложения наводят на мысль, что правительства Англии и Франции не столько интересуются самим пактом, сколько разговорами о нем…»[250]
.