х) Ко времени, к которому относится рассказ Уорда (средина октября 1918г.), уже был заключен компромисс между комитетом членов Учредительного Собрания, так называемым Самарским правительством, и правительством, вышедшим из недр Сибирской Областной Думы, на Уфимском Государственном Совещании 5-23 сентября 1918 г. Подробнее об этом-в воспоминаниях В. Л. Утгофа: «Уфимское Государственное Совещание 1918г.»„ «Былое», 1921 г., № 16, стр. 15-21.
(Прим. перев.).
нет,-другое дело, что в высший момент, когда судьбы нации и страны были вверены ему, он изменил общественному доверию; что если бы он обладал десятою частью смелости Ленина или Троцкого, миллионы русского народа были бы избавлены от положения худшего, чем смерть.
Соединить эти враждебные и противоположные элементы в единую партию для воскрешения России казалось мне невозможным, также как и другому британцу, Дэвиду Фрезеру, пекинскому корреспонденту «Таймса». Но «политики» думали иначе. Что они руководились при этом высокими мотивами и что они искренно старались ради русского народа, никто не может йх заподозреть, имея хоть малейшее представление о высоких личных достоинствах наших представителей; но, к сожалению, они старались выполнить недостижимое с
Наконец, под влиянием большевистских пушек, грохочущих на Урале, и монархистских заговоров в Чите, был составлен список с несколькими именами на нем, имевший видимость делового соглашения между двумя противоположными группами.
Пишу я это спустя три недели после событий и мог бы позднее изменить свои взгляды, но никогда в своей жизни я не мог понять удовлетворения наших «политиков» от своей работы. В один прекрасный день им все равно пришлось «сложить оружие» и покинуть сцену своих триумфов, как будто несколько имен на клочке бумаги могли решить всю совокупность проблем о будущности России. Но было бы очень интересно узнать характер их донесений соответствующим правительствам. Одному обстоятельству, впрочем, суждено было иметь крупные последствия в будущем. Вице-адмирал Колчак был введен в новый совет министров с титулом военного министра. Я никогда раньше не встречался с этим офицером, ничего не знал о нем, ни об его репутации и взглянул на него, как на добавочную единицу в одержавшей верх комбинации. Мы много говорили с Фрезером обо всех этих событиях, но ничего реального, кроме опасности, не могли уловить в положении.
6 ноября мы все были приглашены на банкет в честь нового Всероссийского правительства. Это должно было быть вершиной всех наших усилий и осязаемой очевидностью счастливого выполнения великой дипломатической задачи. Я немного опоздал
*
и комнаты были уже наполнены военными и дипломатами в великолепных мундирах, сверкавших оружием и орденами.
С величайшим интересом я наблюдал за этой особенной, торжественно настроенной толпой, и, исключая одной фигуры,-что-то мрачное и угрюмое, среднее между методистским священником или плимутским монахом,-я был поражен глубоким безличием собравшейся публики. Персона со священническою наружностью оказалась социалистом-революционером Вологодским, главой Сибирского Совета, перенесшего теперь свои симпатии с Сибири навею Россию. В то время, когда мой адъютант повторял имена присутствующих, проворная, маленькая, энергичная фигура вошла в комнату. Орлиными глазами он вмиг окинул всю сцену. Другие офицеры грациозно кланялись своим друзьям и галантно целовали руки дам в то время, как кругом шумел разговор.
Новый председатель совета министров Авксентьев председательствовал на банкете, и когда уселись, я оказался в конце главного стола, откуда мне было удобно наблюдать за незнакомцем, которого я видел в вестибюле, так как он сидел вторым вокруг угла. Обед был хорош, водка разливала приятную теплоту по телу и представляла очень приятный контраст с 60-ти-градусным морозом за окнами. Авксентьев говорил речь. Моя мысль перенесла меня сразу в уголок Гайд-Парка. Оратор говорил с нарочитой искренностью, разрубая воздух своими руками на подобие того, как казаки снимают головы шашкой^ Он опускал свой голос и начинал шипеть сиплым топотом, указывая на потолок драматически – вытянутым указательным пальцем. Другими словами, это был великолепный актер, слушать которого можно было с удовольствием, второе издание его более знаменитого коллеги, ничтожного Керенского. Меньше всего я думал, что через несколько дней мне придется спасать жизнь этого человека, а Миддльсекскому полку сохранить его от вечности.
Затем последовала речь генерала Нокса, главы британской военной миссии; обращаясь ко всем классам русского общества, он умолял соединить усилия для установления армии и правительства, способного поддержать законность и порядок; речь, дышавшая патриотизмом и сказанная весьма кстати. Потом