Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда.

Я уже говорил вам о моей уверенности, что моя страна почувствует серьезное огорчение, если указанные арестованные подвергнутся какому-нибудь оскорблению без соответствующего суда над ними; я сочту особой любезностью с вашей стороны, если вы уведомите меня на этот счет. Искренне преданный

Джон Уорд, полковник.

Полковник Франк, мой адъютант, отнес письмо в русскую главную квартиру и по своем возвращении уведомил меня, что адмирал благодарит за письмо и что ему очень приятно рассеять мои страхи.

Три офицера, а именно: подполковник Красильников, полковник Волков и подполковник Катанаев сами явились в главную квартиру и объявили, что они берут на себя всю ответственность за арест членов старого русского правительства, что они не нанесли последним никаких оскорблений и что они готовы передать своих пленников в руки властей вместе с несколькими миллионами рублей, по их мнению награбленными, а также все бумаги, найденные при них. Адмирал поместил заключенных под свою собственную строгую охрану и посадил под арест трех офицеров, пытавшихся расправиться с арестованными.

Он далее обещает, что заключенным не будет причинено никакого ущерба и при первой возможности он предполагает выслать их из пределов страны.

20 ноября. 1 ч. пополудни. Адмирал Колчак, услышав, что вспомогательный отряд моего батальона возвращается во Владивосток, попросил меня, не позволю ли я прицепить к моему поезду вагон, везущий государственных заключенных в некоторый неизвестный пункт

на китайской границе в целях тайны и большей безопасности. Я согласился и для этой цели усилил отряд.

Омск, Сибирь, 21 ноября 1918 г.

(Копая).

От подпоручика Корниш-Боудена, 25-го батальона Миддль-секского полка, адъютанту 25-го батальона Миддльсекского полка.

Сэр. Имею честь сообщить вам для передачи командующему:

Поезд с четырьмя русскими политическими изгнанниками (господами Авксентьевым, Аргуновым, Роговским и Зен-зиновым) и русской охраной, вместе с отрядом британских войск под моей командой, оставил Омск 21 ноября в 2 ч. ночи и прибыл в Харбин 27 ноября. Проезд был спокоен. Почти все большие города, где предполагались волнения, мы проехали ночью.

Уже здесь офицер, командовавший русской охраной, уведомил меня, что все движение на перегоне Иркутск-Чита приостановлено по приказанию генерала Семенова, и что поезда тщательно обыскивались с целью обнаружения высылаемых, после того, как мы уже проследовали. Впрочем, никаких данных для подтверждения этого у меня не имеется.

Высылаемые выразили самую живейшую признательность за присутствие британских войск и говорили, что они не доверяют своей русской охране. Впрочем во все время пути я ничего не заметил такого, что подтверждало бы их опасения 1).

По прибытии в Харбин, высылаемые стали настойчиво просить меня, чтобы я сопровождал их до Чанг-Чуна, и так как офицеры русской охраны были вполне с этим согласны, я решил сопровождать поезд до Китайско-Манчжурской границы. Мы достигли Чанг-Чуна 28 ноября около 2 ч. утра и изгнанники выехали отсюда вечером в тот же день.

Мы вернулись в Харбин 29 того же месяца, откуда я отправился далее вместе с русской охраной. Во Владивосток

*) В своей книге «Из жизни революционера» (Париж, 1919 г.), написанной под свежим впечатлением сибирских злоключений, Владимир Зензинов ни словом не упоминает о данном факте, как и вообще о роли иностранцев в перевороте 18 ноября 1918 г. (Прим. перев.).

мы прибыли утром 2 декабря. Я непосредственно сообщил оба всем отделу Центрального Управления и устно доложил а вышеупомянутых фактах генералу Ноксу.

6. Поведение моряков и солдат моего отряда за все время путешествия было хорошим и не наблюдалось увеличения случаев заболеваний. Имею честь оставаться, сэр, вашим покорным слугой: П. С. Корниш-Боуден, подпоручик.

Владивосток, Сибирь, декабря2,1918 г.

У меня уже успела образоваться некоторая опытность в революциях, и если бы я настойчиво не проводил своей точки зрения, Авксентьев и К?о были бы зарезаны, как бараны. Я хорошо также знал страх моих соотечественников перед диктатурой,, и если бы принятие адмиралом Колчаком верховной власти было связано или ускорено убийством его противников без суда, содействие и вероятное признание британским правительством новой власти могло бы сделаться невозможным. Мои собственные агенты раскрыли место, где находились арестованные, а также* то, что они должны были быть приколоты штыками в ту же ночь, так как стрельба в них привлекла бы внимание. Я также уверен, что Колчак ничего не знал об этом. Все дело было в руках офицерской карательной организации, которая поклялась убить как раз столько же большевиков-революционеров, сколько офи-^ церов было убито людьми вроде Троцкого и Авксентьева. Обе партии имели одинаковые цели, которые оставляли следы своих безумных поступков каждую ночь на улицах города 1).

Положение вещей было таково, что только одна диктатура могла установить самый простейший порядок. Я, демократ,