Союзник

— Я устала, — говорю я Тарику, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно жалобнее. — А назад идти далеко.

Тарик с подозрением смотрит на меня. Мои слова, по большей части, правдивы, но я знаю, что он чувствует в них обман. Или может он из принципа не доверят сейчас любым моим словам. Наверное, и то, и другое.

— Полагаю, мы могли бы остаться до утра, — говорит Тарик, все еще глядя на меня, — но нам нужно уйти с первыми лучами солнца.

Я ничего не говорю. Было бы глупо соглашаться; Тарик и так относится ко мне насторожено, а с первыми лучами я уже надеюсь лететь на Нуне высоко над пустыней, направляясь в кварталы низкорождённых. Ничего не говорить — лучшее что я могу сделать в этой ситуации.

Но когда Кантор ведет нас в отдельное помещение в палатке, мрачный взгляд Тарика говорит, что молчание для него хуже лжи.

32

ТАРИК

Когда Кантор сказал, что у него хватит места для двоих, он не упомянул, что это место сильно ограничено. В крошечном отделении палатки лежит маленький, но мягкий коврик на полу. Отделение настолько крошечное, что коврик с краю палатки загнут вверх, вместо того чтобы ровно лежать на полу.

Сепора лежит на боку, спиной к нему и лицом к брезентовому пологу. Тем не менее между ними на коврике почти нет пространства. Чтобы не прикоснуться к ней, ему придется не спать всю ночь.

А то проснувшись утром, она окажется в его объятьях.

Даже сейчас округлые изгибы ее тела манят настолько, что он сжимает руки, чтобы не позволить им блуждать по ее телу. Тут же припоминается, какая она мягкая, как идеально их тела прижимаются друг к другу. Как же он сможет уснуть, когда она так близко?

Он старается не думать каково это, спать рядом с ней в качестве её мужа, обнимать, каждую ночь засыпать в ее пьянящем аромате. Каково это — просыпаться рядом с ней? Наблюдать, как открываются её серебристые глаза в свете нового дня? Это слишком легко представить, а ещё легче сделать вид, будто однажды это всё-таки случится.

Нет, лучше бодрствовать и думать об интересах королевства, чем предаваться такой жестокой фантазии, которая только вызовет разочарование и даже гнев.

Все же его веки тяжелеют, опускаясь под грузом усталости. Может быть ему просто стоит поспать и пусть все идет, как идет? Сепора всё ещё напряжена и не спит, он это чувствует. Если она бодрствует, то именно она позаботится о том, чтобы они не проснулись утром в объятьях друг друга.

— Ты уже спишь? — шепчет Сепора так тихо, что он едва слышит.

— Почему ты все время спрашиваешь об этом? — она уже третий раз за час задаёт ему этот вопрос. Или, он просто думает, что прошел час. Он понятия не имеет, сколько сейчас время. Он только знает, как сильно устал, несмотря на то что полон желания. — Волнуешься, что я засну и придавлю тебя?

— Да.

— Лгунья.

Она поворачивается так быстро, что он вздрагивает и полностью просыпается. Ее лицо вспыхивает от гнева, когда она, прищурившись, смотрит на него.

— Это ты — лжец.

Она действительно в это верит.

— В смысле? — недоверчиво спрашивает он.

— Ты говорил, что любишь меня. Говорил, что хочешь жениться. Но после первой же допущенной мной ошибки, ты все отменяешь.

Это неожиданно. Он резко поднимается на локте и сверкает на неё глазами.

— Будь честна. Это ты — принцесса-лгунья. Ты скрывала от меня других Создателей даже когда я спросил, есть ли у тебя от меня еще секреты.

Ее губы сжимаются в прямую линию. Он чувствует, что она собирается отрицать это, но пусть побережёт дыхание.

Он продолжает.

— Не говоря уже о том, что в Пелусии тебя даже не охраняли. Ты не беспокоилась о моих чувствах после своего исчезновения. Все это время я искал тебя, волновался, а ты могла просто в любое время уйти.

— Ты, верно, шутишь. Считаешь, что с теми планами, что мать имела на меня, я, правда, могла просто уйти? Все шло гладко, пока я была покладистой. Если бы все изменилось, меня бы тут же заперли, можешь быть уверен.

Он удивлённо смотрит на неё. Он не смотрел на это в таком свете. Должно быть выражение лица скрывает его чувства, потому что она продолжает, не дождавшись ответа.

— Как я могу тебе доверять? Ты все время сбиваешь меня с толку! Ты так сильно хочешь верить в мое предательство, что отказываешься видеть правду. Как ты смеешь!

К этому моменту она уже так близко, что ее дыхание касается его губ.

И это больше, чем он может вынести.

Она даже не сопротивляется поцелую; просто прижимается к нему всем телом, сливаясь с ним. Однако борется при помощи поцелуя, беря больше, чем отдавая. Целуя его с таким гневом, которого он никогда ранее не испытывал. Но всё же целует, и он не будет сейчас жаловаться на ее мотивы.

Наконец-то его руки скользят по её телу, запоминая и оценивая каждый изгиб, наслаждаясь ощущением ее горячей кожи под его ладонями. Он ложится на нее, наваливается всем своим весом, проводит губами от ее стонущего рта к подбородку, а затем к шее. Её запах сводит его с ума и лишает разума.