Сохраняя веру (Аутодафе)

Я, современный парень Дэниэл, войду в эту берлогу хищников и предстану перед человеком, который так ужасно обошелся с моей сестрой и успешно разрушил ее жизнь… А в каком-то смысле — и жизнь Эли, поскольку оставил его безотцовщиной.

Конечно, самыми трудными оказались первые мгновения. Я вошел в зал заседаний и увидел Тима. С нашей последней встречи он практически не изменился, разве что прибавил пару килограммов веса. Мы пожали друг другу руки, и он произнес какие-то банальные слова по поводу смерти моего отца. Я вежливо принял его соболезнования и предложил сразу приступить к делу.

Одного взгляда на портфель инвестиций архиепископства хватило, чтобы понять, что его бездарность есть не просто вина какого-то кретина наподобие Пита Макинтайра, а следствие явной и примитивной халатности.

В то время как во всем мире базовая банковская ставка по краткосрочным кредитам колебалась в районе двадцати процентов, деньги церкви были по старинке размещены в государственные облигации, выпущенные еще во времена Второй мировой войны и приносящие каких-то три-четыре процента годовых. К тому моменту, как мы решили прерваться и пообедать, у меня уже созрел предварительный план реструктуризации, и Тим рассыпался в благодарностях.

К счастью, руководство компании, судя по всему, считало своим долгом обхаживать Тима, так что, поглощая свои сандвичи, мы были не одни, и отец Хоган в разговоре не выходил за деловые рамки. В частности, полюбопытствовал, каким образом я, некогда начинавший карьеру, основанную на сохранении ценностей прошлого, пришел к тому, чтобы искать ценностей во фьючерсных контрактах.

Я прочел ему краткую лекцию по теории и практике приобретения опционов. Для начала я поведал о своем обогащении летом 1972 года за счет поставок зерна русским. Затем рассказал, как своими финансовыми подвигами заслужил право возглавить товарно-биржевый фонд, образованный конторой «Макинтайр энд Аллейн», — так была вознаграждена моя проницательность в предсказании роста фьючерсов на соевые бобы в июне 1973 года.

— Это случилось благодаря плохому улову анчоусов в Перу, — пояснил я.

Тим вытаращил глаза:

— Кончай шутить, Дэн! Я же вижу — ты меня разыгрываешь.

— Да нет, Тим, честно! Во всем мире животноводы используют рыбную муку в кормах точно так же, как соевые бобы. Неудача перуанских рыбаков обернулась звездным часом для фермеров Айовы. Цена на сою подскочила до двенадцати баксов за бушель. Это было что-то феноменальное!

— Нет, отец Хоган, — перебил мистер Аллейн завистливым тоном. — Настоящим феноменом было то, как Дэнни умело позиционировал нас на бирже, чтобы мы в полной мере пожали плоды этого звездного часа.

Я тактично умолчал о том, что вскоре после этой удачи, вопреки моим рекомендациям, Пит ударился в сомнительные операции с золотом и в результате оказался вынужден, так сказать, продать мне свое первородство.

Мы поработали еще часа два, после чего я откланялся в надежде успеть на пятичасовой самолет. Тим настоял на том, чтобы отвезти меня в аэропорт в архиепископской машине. Нельзя сказать, что это был совсем бескорыстный дружеский жест, ибо я отлично понимал, что всю дорогу меня будут допрашивать.

Поскольку ехать было недалеко, Тим сразу приступил к делу. Уверенный в себе служитель церкви вдруг исчез. Он робко спросил:

— А кстати, как Дебора?

— Отлично, — ответил я, не вдаваясь в подробности.

— Гм-мм… Надо полагать, ты уже не один раз дядюшка? — продолжал допытываться он.

Тут я решил, что легче всего выпутаюсь, если поведаю ему легенду о «трагедии», пережитой Деборой.

— У нее один сын, — без всякого выражения изрек я. — Ее муж погиб.

— О-о… Мне очень жаль. — Он был потрясен.

Я видел, что он хотел бы расспросить меня подробней, но тут как раз, на счастье, показался терминал «Истерн Эрлайнз». Тим только успел пролепетать что-то насчет соболезнований, и мы приехали. Я моментально выскочил.

Я хотел прямиком бежать к стеклянным дверям, но что-то заставило меня обернуться. Тим выглядел таким несчастным — я бы сказал, беспомощным, — что мне захотелось его утешить.

— Эй! — буркнул я. — Дебора — сильная женщина. Она справится.

И я зашагал прочь, стараясь забыть невыразимую тоску, какую я прочел в его взгляде.

64 Тимоти

От слов Дэнни в душе у Тима открылась старая рана.

Когда он узнал, что Дебора родила ребенка другому мужчине, его как молнией ударило. В тот момент он внутренне отрекся от давнего чувства.

Все предшествующие годы Тим часто представлял себе Дебору. Мысленно он был с нею — в мире, не ведающем границ, в саду (это был буквальный перевод слова «парадиз»[77]), где они могли гулять, держась за руки, свободные в проявлениях своей любви.

Мечты приносили ему большие страдания. Но в них по крайней мере было утешение — их неосуществимость. Теперь мечта снова ее обнять вдруг стала возможной, пусть теоретически, но все же возможной.

Больше того: он по-прежнему испытывал к ней такую любовь, что искренне хотел утешить ее в ее вдовьем горе.

— Алло, это отец Хоган?