Сохраняющая машина. Авторский сборник

Тут какое-то странное сообщение, — сказал один из советников, протягивая Максу только что снятый с телетайпа листок. — Джеймс Брискин подал против вас иск в Федеральный суд Калифорнии; он утверждает, что вы не являетесь президентом, потому что никогда не выдвигали свою кандидатуру и не прошли через процедуру выборов.

— Это значит, — поразился Макс, — потому, что не было голосования? И всего-то?

— Да, сэр. Брискин просит Федеральный суд подтвердить этот факт; одновременно он объявил, что выдвигает свою собственную кандидатуру.

— ЧТО?

— Брискин говорит, что нужно провести предвыборную кампанию и выборы и что он будет вашим соперником. Зная свою популярность, он, надо думать, надеется…

— Вот же зараза, — убито пробормотал Макс. — Ну как вам такое нравится?

Длинный стол безмолвствовал.

— Ладно, — сказал Макс, — так или иначе, но по сегодняшнему вопросу мы все решили. Вы, военные, делайте все, что там надо, чтобы расшибить эти чертовы корабли, а тем временем… — Решение возникло у него мгновенно. — Мы организуем экономическое давление на спонсоров Джим-Джема, на «Калбест электронике» и пиво «Рейнландер», чтобы отбить у него охоту баллотироваться.

Сидевшие за столом люди Дружно кивнули, бункер наполнился шорохом убираемых в портфели бумаг; совещание закончилось или, вернее сказать, было временно прервано. «Он нечестно пользуется своим преимуществом, — думал Макс. — Ну как я могу противостоять ему на выборах, когда у нас такие неравные силы — он телевизионная знаменитость, а я нет. Это нечестно, я не могу этого допустить.

«Джим-Джем может баллотироваться сколько ему угодно, — решил он в конце концов, — все равно он меня не победит. Не доживет он до своей победы».

За неделю до выборов межпланетное агентство по изучению общественного мнения «Телескан» обнародовало результаты последнего опроса. Ознакомившись с этими цифрами, Максимилиан Фишер окончательно впал в тоску.

— Вот, полюбуйся. — Он перекинул доклад «Телескана» своему двоюродному брату Леону Лейту, провинциальному юристу, ставшему с недавних пор генеральным прокурором.

Его собственный рейтинг был смехотворно мал; все вело к тому, что Брискин без труда одержит на выборах сокрушительную победу.

— А почему это так? — удивился Леон; подобно Максу, это был высокий, плотный мужчина, отпустивший за долгие годы резервной работы весьма солидное брюхо. Он давно уже отвык от всякой активной деятельности, откровенно тяготился своим новым постом и не оставлял его исключительно потому, что боялся подвести брата.

— Это что, — спросил он, оторвавшись от банки с пивом, — все потому, что его показывают по телевизору? — Нет, — съехидничал Макс, — потому, что у него пуп в темноте светится. Конечно же из-за телевизора, придурок ты несчастный. Этот гад не слезает с экрана ни днем ни ночью. Имидж себе создает.

— Да еще парик этот дурацкий, — добавил он после долгого, мрачного молчания. — Для телеведущего это еще как-то, но для президента…

И смолк окончательно.

А дальше было еще хуже.

Тем же самым вечером ровно в девять ДжимДжем Брискин запустил по всем своим станциям семидесятидвухчасовой телемарафон — с явным намерением поднять свою популярность до совсем уж заоблачных высот, окончательно гарантировать себе победу.

Одним из его зрителей был президент Фишер, уныло сидевший в специальной президентской кровати с целым подносом еды под рукой.

«Вот же гад!» — думал он в миллионный раз.

— Гляди, — сказал Макс своему двоюродному брату, генеральному прокурору, который сидел напротив в глубоком кресле и с аппетитом жевал чизбургер.

— Просто возмутительно, — неразборчиво промямлил Леон.

— И ты знаешь, где у него студия? В глубоком космосе, далеко за орбитой Плутона, там у них самый дальний передатчик, до которого твои фэбээровские герои и в мильон лет не доберутся.

— Доберутся, — пообещал Леон. — Я сказал им, что они обязаны его сделать — по личному указанию президента, моего родного кузена. Да когда то будет, — безнадежно махнул рукой Макс. — Расторопности, вот чего тебе, Леон, не хватает, расторопности. Но я скажу тебе по секрету одну вещь. У меня есть в тех местах линейный корабль «Дуайт Д. Эйзенхауэр». Ему прихлопнуть эту ихнюю станцию — все равно что чихнуть, и он готов это сделать по первому моему слову.

— Ну и давай, Макс.

— Только мне очень этого не хочется, — вздохнул Макс.

Тем временем передача набирала обороты. Вспыхнули софиты, и на сцену томно выплыла Пегги Джонс в блестящем и переливающемся платье с голыми плечами. «А теперь нам покажут классный стриптиз, — пронеслось у Макса в голове, — в исполнении классной девочки». Он уставился в экран, совершенно позабыв о своем недавнем отвращении. Ну, может, взаправдашнего стриптиза и не будет, но вот что Брискин и его команда поставили себе на службу секс, в этом сомнения не было. Генеральный прокурор был настолько потрясен зрелищем, что даже перестал на секунду жевать; его мирное чавканье резко стихло, а затем снова начало разгоняться.

А на экране Пегги приплясывала и пела: