Читаем Сохранять достоинство (сборник) полностью

Мы не немцы и не испанцы, нам столь же неприятно оказаться в германском лесу, как и на выжженном солнцем кастильском кладбище, где бродят черные, печальные люди, пахнущие жасмином и разложением. Мы предпочитаем оставаться у себя, в своих домах. У нас жизнь являет нам свое истинное лицо, лицо бабушки, успокаивающей наших детей. На заре она вновь предстает перед нами такой же, какой мы ее оставили накануне. Нам нет дела до того, что она устремляется на пляж танцевать в лунном свете или еще дальше, в те неистовые, сверкающие города, которые всю ночь, как зверье, перекликаются и рычат друг на друга. Что мы, грешники, можем сказать этой грешнице? Мы притворяемся, что не видим ее пустого взгляда, ее искусанных губ и остатков румян на щеках. Какое нам дело? Чтобы искупить ночную вину, до самого вечера хватит работы. Когда она умолкает, мы не тревожим ее молчания. Когда она говорит, мы хотим, чтобы это было на нашем языке и чтобы слова были испытанными, в коих мы уверены так же, как в своих рабочих инструментах. Ибо у нее на устах мед, но только мед этот вдруг превращается неизвестно во что, что ложится нам на сердце огненным грузом. Мы не станем с ней спорить. "Почему? Как? А дальше?" - таковы обычные вопросы, и, прежде чем прозвучать в устах наших сыновей и дочерей, они уже читаются в их ясных глазах. Мы задаем эти вопросы жизни, но не в надежде, что она на них ответит, а потому, что задавать их предписывает нам наше человеческое достоинство. Сам Господь Бог задает их себе, задает и отвечает на них в едином действии, и именно так мы представляем себе творение.

Фанатичные народы, страдающие желчной болезнью, обвиняют нас в том, что мы не признаем тайну. А мы вовсе не отвергаем тайну, мы только не хотим путать тайну с таинственностью, настоящую тайну с непознаваемым или же с не поддающимся определению. Мы полагаем, что это великое несчастье - пытаться приблизиться к Богу не в поисках света, а из любви к мраку, потому что Ночь всегда в той или иной степени сообщница того, что есть в нас дурного: ведь не случайно светильники гаснут именно у неразумных дев *. "Почему? Как? А дальше?" - это те слова, которые жизнь не произносит никогда, и потому их произносим мы. И если они устрашающе звучат в устах глупца, то это потому, что они являются устрашающим подтверждением непостижимого, сверхъестественного достоинства глупцов перед лицом жизни. Разглагольствующий и выносящий свой суд глупец еще может смягчить ангелов, он несет вздор по милости божьей подобно тому, как младенец пачкает свои пеленки. Когда же циничный скот в экстазе с пыхтением ломится в великое Целое, то он погружает в скорбь и землю, и небо. Потому что мы, мы французы, считаем, что жизнь создана для человека, а не человек для жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее