Руперт Грей, как это свойственно мужчинам, из-за будущих детей волноваться не стал.
– Это их дело, – пожал он плечами. – Захотят уплыть – что-нибудь придумают. Чтоб наши с тобой дети не нашли выхода? Не могу такого представить. Но потом они всё равно вернутся, потому что лучшего места нигде не найдут.
Никаких иных сомнений у Летиции, похоже, не возникло.
– Хорошо, милый, – молвила она, поднимаясь. – Я только прощусь с прошлой жизнью.
И направилась к капитану с монахом. Шаги её были лёгкими, совсем не такими, как прежде. Меня бы не удивило, если б моя питомица вдруг взяла и взлетела. Я даже сам поднялся в воздух, чтобы оказаться рядом, если подобное произойдёт. Знаете, как говорят у нас в Японии: «где одно чудо, там и другое».
– Я остаюсь. С ним. – коротко объявила Летиция.
Капитан проворчал:
– Какой сюрприз. Кто бы мог подумать.
Удивлённым он не казался. Я и раньше замечал, что Жан-Франсуа Дезэссар вовсе не такой чурбан, каким кажется.
Да и отец Астольф не выказал особенного изумления.
– Ах, тут вот что… – Он перекрестил Летицию, потом перекрестился сам. – Господь никогда не перестаёт поражать меня неисповедимостью Своего промысла. Я знаю, Он не оставит вас. Но что могу сделать для вас я, дочь моя? Хотите, я соединю вас нерушимыми небесными узами? Это в моей власти.
– Только побыстрей, а? Без лишних церемоний, – попросил капитан. – Раз-два, объявляю мужем и женой, в радости и в горе, пока смерь не разлучит – и готово. Я всё же не теряю надежды догнать эту скотину Логана. Четверть часа, и ни минутой больше.
– Спасибо, святой отец. – Девочка рассмеялась. – Не надо нас венчать. Наш союз и так нерушим, мы никуда друг от друга не денемся. А ваши четверть часа, господин Дезэссар, я лучше потрачу на другое.
Она побежала к ялику, где, среди прочих вещей, лежала кожаная сумка мэтра Салье.
Достав оттуда перо, бумагу и переносную чернильницу, Летиция села писать письмо. Луна светила ей ярче, чем сотня канделябров.
Я, конечно, подглядел. А как же?
Письмо было адресовано Беттине Мёнхле.
Завершив прощание с прежней жизнью, Летиция свернула листок и передала капеллану. Этот в чужие письма нос совать не станет.
Расставание было скомканным – очень уж капитан торопил отца Астольфа.
Шлюпка ударила вёслами по воде, матросы снова завели свою балладу, но я уже знал её дурацкую концовку и не слушал.
Никогда ещё не ощущал я такой полноты жизни, как в эту минуту, под ровным светом ночного светила.
Что-то блеснуло на песке.
Это был роковой алмаз. Летиция его выронила. Я хотел криком привлечь её внимание, а потом подумал: зачем?
Кому нужны в раю розовые алмазы? Чем они лучше мириада прекрасных раковин, которыми усеяны эти берега? От раковин больше проку – ими, например, можно зачерпнуть воды.
Летиция и Грей сидели на песке рядом, обняв друг друга за плечи, и о чём-то тихо говорили.
Я не подслушивал. Мысли мои были печальны.
Мне ниспослан Дар Полной Жизни. Это значит, что я переживу их обоих. Я останусь с тобой, моя девочка, и с тобой, Руперт Грей, пока смерь нас не разлучит. Но сначала мы все долго-долго будем счастливы. Так к чему же умирать раньше смерти? Тем боле, никто ведь толком не знает, что она такое и есть ли она вообще.
КРУИЗНЫЙ ЛАЙНЕР «СОКОЛ»
(продолжение)
Совещание кладоискателей
– А русские не сдаются, – с тяжёлым вздохом молвил Николай Александрович, пожимая руку мисс Борсхед и думая при этом: «старый осёл молодого везёт».
На террасу вылетел большой благородный японец и заполоскал крыльями над тётей и племянником, будто то ли благословлял их неустрашимость, то ли, наоборот, призывал образумиться.
Однако древняя мудрость гласит: когда решение принято, сомнения превращаются из блага во зло.
– Джентльмены, прошу перейти сюда, – позвал Николас остальных. – Здесь нас никто не подслушает.
И началось производственное совещание, которое в связи с пугающей находкой уместнее было бы назвать военным советом.
Синтия выглядела подавленной, Миньон беспокойно озирался, даже сангвиник Делони словно сдулся. Как-то само собою вышло, что роль председателя пришлось взять на себя Нике.
До чего же изнежены жители благословенного Запада, подумал он. Как уверенно они себя чувствуют в устоявшейся системе координат, где властвует благоразумный Порядок, и как мгновенно повергает их в панику даже мимолётное дуновение неконтролируемого Хаоса. Когда-то и баронет Фандорин был таким же. Но поживи-ка в матушке-России лет тринадцать-четырнадцать. Шкура задубеет, нервы укрепятся. Ко всякому привыкнешь.