Сокол и Ласточка

– Нет. Плавать не придется. Разве что пересечь несколько мелких ручьев. Но почва каменистая, неровная. «Плавающие» колеса, их шесть штук, способны менять угол поворота и высоту подъема. Тот же принцип, что у марсохода «Патфайндер». Аппарат способен наклоняться на 45º, спокойно преодолевает препятствия высотой до 20 см. Проедет и по каньону, и по пещере. При необходимости может даже использоваться как подъемник. Обошлось это чудо в девять тысяч фунтов.

У Николаса брови поползли вверх, и тетя сердито заметила:

– Это мои деньги! На что хочу, на то и трачу! Я должна собственными глазами видеть, как ты найдешь сокровище!

– Я? – обреченно спросил племянник. – Уже не мы, а персонально я?

– Именно вы, старина, – уверил его Фил.

– Согласно духу и букве нашего договора, – присовокупил Миньон. – Во избежание штрафных санкций.

– Ах, Ники, я сгораю от нетерпения! – Тетя схватила магистра за руку. – Подумать только, это случится уже завтра!

Но Делони ее поправил:

– Послезавтра. Завтра мы попадем на Сент-Морис только во второй половине дня. Пока подготовимся, пока наладим инструменты и аппаратуру, уже стемнеет. Переночуем в гостевом бунгало. Сразу предупреждаю, это не отель «Ритц». Ну а наутро, с восходом солнца, отправимся за нашими миллионами.

На Мартинике

Города с фыркающим именем Форт-де-Франс магистр, собственно, так и не увидел. Разве что издали, когда «Сокол» входил в бухту.

Белые дома, красные крыши и синее небо создавали гамму, вполне уместную для столицы заморского департамента Французской республики. На горизонте торчали невысокие, но крутые горы какого-то легкомысленного вида. Это была единственная вертикаль ландшафта. Сам город распластался вдоль берега. Ничего в архитектурном смысле примечательного не просматривалось. Разве что старый каменный форт на узком мысе. Эта крепость, возведенная в конце семнадцатого века, и дала название поселению. В монархические времена оно называлось попросту «Королевская Крепость», Форт-Рояль – на торопливом креольском диалекте «Фояль». Первый консул Бонапарт, не проявив большой фантазии, переименовал антильскую жемчужину во «Французскую Крепость», но жители, как сообщает путеводитель, по-прежнему называют себя «фояльцами».

Ветер шевелил светлую прядь на лбу Николая Александровича. Чайки кричали над головой. В груди что-то попеременно раздувалось и сжималось.

Цель путешествия была близка. Скоро, очень скоро он вернется сюда – на щите, потерпев поражение, либо со щитом, причем золотым. Под этим небом неестественно сочного цвета могло произойти все, что угодно. В том числе вещи совершенно фантастические, немыслимые в блеклой России или тусклой Англии.

Пассажирам, сходящим на берег, на грудь клеили эмблемку с номером и выдавали электронный пропуск – мера по борьбе с терроризмом. Начальник службы безопасности мистер Тидбит лично стоял у трапа, кивая каждому. Николасу даже улыбнулся. Возможно, потому, что Фандорин спускался самым последним.

Из-за российского подданства он, единственный из двух тысяч пассажиров, был вынужден пройти контроль. Иммиграционный чиновник, никогда не видавший на паспорте двуглавого орла, оживился и устроил Фандорину форменный допрос – но, кажется, больше из любопытства. Где живете: в Моску, в Ленинград или в Сталинград (других городов, видимо, не знал)? Правда ли, что на самом деле фамилия вашего президента не Putine, а Putin? Как, у вас уже другой президент? И давно? В Моску, наверное, еще лежит снег? И так далее. Наконец с видимым удовольствием шмякнул на страничку штамп (четыре змейки на синем поле) и пожелал «приятного сежура».

Одолеваемые нетерпением компаньоны давно уж сошли на пристань. Первой катилась тетя, за ней везли целую тележку с чемоданами, большинство из которых будет дожидаться Синтию в кактусотерапевтическом спа.

Фандорин знал, куда ему идти: Бухта Якорной Стоянки, причал 5, парковочное место 338. Там должна ожидать лодка старого Фреддо, чтобы немедленно взять курс на Сент-Морис.

По набережной ходили красивые люди с самым разным цветом кожи – от светло-бежевого до кофейного, попадались и вовсе оранжевые. Одеты они были ярко, по-южному. С открытых террас, утыканных пестрыми зонтами, неслась ритмичная карибская музыка. Но путь Николаса лежал мимо этого праздника жизни – прочь от парадной пристани, мимо нарядных яхт и прогулочных катеров, к затрапезным закоулкам порта, где пахло рыбой и водорослями.

Лодка, пришвартованная у тумбы с небрежно намалеванным номером 338, была самой неказистой из всех рыбацких суденышек, что стояли у пятого причала. С мачты свисал вылинявший вымпел, краска облупилась, к борту ржавыми цепями были прикреплены старые автомобильные покрышки. Удивило название: «For Whom the Bell Tolls».[44] Кажется, это из «Схватки смерти» Джона Донна: «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол, ибо он звонит по тебе…». Чуднóе имечко.

Ни мисс Борсхед, ни компаньонов на палубе не было, однако, судя по каталке, привязанной к подножию мачты, все члены экспедиции уже прибыли.