Сокол и Ласточка

Пятый день движемся обратно на восток, но, как мне говорят, еще далеки от долготы, где столкнулись с английским военным шлюпом.

Обычно я поднимаюсь на палубу, когда солнце уже высоко стоит в небе, но сегодня вышла вскоре после рассвета, так как учебы не было. Отец Астольф нынче нездоров – у него сильная мигрень, которую он пытается лечит молитвой.

Меня удивило, что пурпурный круг солнца поднимается над горизонтом не по носу корабля, как следовало бы, если мы плывем на восток, а за кормой. Я спросила капитана, чем это объяснить, и он ответил, что ветер с ночи неблагоприятен и приходится идти длинными галсами. Досадно!

Странный он все-таки человек, Жан-Франсуа Дезэссар. Иногда я ловлю на себе его взгляд, смысл которого мне непонятен. То ли виноватый, то ли смущенный – хотя смущаться нашему капитану нисколько не свойственно.

Этот субъект совсем не таков, каким кажется поначалу. У него повадки грубого и прямого моряка, который говорит все, что думает, не заботясь о последствиях. Насчет грубости сомнений нет, но вот насчет прямоты… Мне все больше кажется, что Д. очень непрост. При этом его мечта о дворянской грамоте отдает чем-то детским. Когда он делает неуклюжие «великосветские» поклоны или с запинкой выговаривает трудную фразу вроде «ежели вашей светлости будет благоугодно», в его глазах загораются возбужденные огоньки, словно Дезэссар участвует в волшебной увлекательной игре.

В море нельзя без суровости, иначе команда в два счета разболтается. И Д. с подчиненными довольно жесток. Но не жесток. Когда боцман Выдра драл протрезвевшего пьянчужку линьком, капитан тихонько приговаривал (я слышала): «Полегче ты, черт, полегче». Это мне понравилось. Хотя, возможно, капитан просто не хотел, чтобы матрос надолго вышел из строя. Уверена: если придется выбирать между милосердием и практичностью, Дезэссар выберет второе.

Происшествие, случившееся нынче вечером, подтверждает это мое убеждение.

Море перед закатом посвежело. Волны забелели острыми пенными концами, а некоторые валы даже перекатывались по палубе. Один из них смыл корабельную собаку Селедку, которую вся команда обожает, хотя мне от этой шавки одни неприятности – очень уж с подозрительным видом принюхивается она к моим штанам. Я давно желала надоедливому псу провалиться к черту в преисподнюю, но тут вместе со всеми закричала, забегала.

Жалко было смотреть, как Селедка лает и скулит, отчаянно работая лапами.

Матросы хотели спустить шлюпку, но Дезэссар запретил. Он сказал, что волны слишком высоки и лодку может разбить о борт, а она стоит денег.

Правда, потом он долго провожал взглядом косматую башку, то исчезавшую, то появлявшуюся средь валов, и стряхивал с ресниц слезы. Но своего решения не изменил.

Удивила меня Клара. Я знаю, что она состояла с Селедкой в непримиримой вражде, но здесь, разбуженная криками, слетела с бизани и долго кружила над гибнущей собакой, будто желала поддержать ее в смертный час.[27]

20 марта, понедельник

Двадцать третий день плавания.

Утром на горизонте с подветренной стороны показалось торговое судно. Мы бросились на него, как изголодавшийся зверь на добычу, но корабль оказался испанский, то есть союзнический. Все были очень раздосадованы.

Испанец сигналил, прося о встрече, но Дезэссар не стал тратить время на любезности, за что я ему признательна. Мы прошли мимо на всех парусах.

Учила, как противодействовать цинге. Больше из любознательности, чем по необходимости, ибо этот ужасный недуг, главный враг моряка, не представляет опасности при столь коротких плаваниях, как наше.

День тянулся очень медленно.

21 марта, вторник

Двадцать четвертый день плавания.

Вторые сутки пасмурно. Солнце ни разу не выглядывало, но ветер свеж, идем быстро.

Если я не ошибаюсь, мы должны уже находиться примерно на широте Гибралтара.

Уроки с капитаном начинают давать плоды. Д. перестал сморкаться на палубу, отрыгивать после еды и давить на себе насекомых. От этого он преисполнился презрения к остальным членам команды, а они над ним втихомолку посмеиваются. Сегодня мы постигали правила изящной жестикуляции.

Тема занятия со святым отцом была более увлекательной – тропическая лихорадка. Впрочем, в сухом и жарком климате Барбарии она нам не грозит.

22 марта, среда

Двадцать пятый день плавания.

Скорей бы уж показался марокканский берег! Мое терпение на исходе. Тоску усугубляет хмурая погода.

Не знаю, чем бы я себя занимала без уроков отца Астольфа. Нынче изучали желтую лихорадку febis flava.

Поздно вечером.

Я каждый день спрашиваю у Логана, сколько мы прошли за сутки. Сейчас мне пришло в голову сложить эти цифры. Получается, что расстояние до Сале давно преодолено!

Утром выясню точнее.

23 марта, четверг

Двадцать шестой день плавания.