Сокол и цветок

Джезмин подняла глаза, чтобы взглянуть в лицо мужа.

– Здесь они будут гораздо большим владеть, чем в Уэльсе! Фолкон, расскажи, как ты собираешься его строить.

Фолкона не нужно было долго упрашивать, и, раздевая жену, целуя каждую частичку шелковистой кожи, он объяснял:

– Сначала выкладываем каменную башню, простой крепкий донжон. Окружаем его толстой каменной стеной. Замок будет стоять на естественном укреплении – скале, откуда открывается широкая панорама. С нашей башни мы сможем увидеть весь залив, мли лох, как тут его называют. Первый этаж редназначен для хранения припасов, а жить станем на втором. У нас будут зал, кухни, комнаты для слуг и караульная, где будут спать стражники. Наши спальни сделаем на третьем этаже и, конечно, пробьем амбразуры, сквозь которые можно бросать камни и лить кипящую смолу на головы врагов. Хочешь, устроим наверху и часовню? Джезмин наморщила носик.

– Лучше уж купальню для нас и еще одну для детей. Я уже начала разрисовывать изразцы цветами, животными, эльфами и стихами. Все дети Портумны много лет будут учиться читать по моим изразцам.

Фолкон прижал ее к себе.

– Эта земля творит чудеса... заставляет тебя думать о детях наших детей и их детях...

– Знаешь, эти завитки в виде виноградной лозы над окнами высек старый каменотес, который до сих пор жив! Обитает в коттедже у реки. Можно, и у нас будут такие?

– Все что угодно, дорогая. А взамен попрошу только...

Он нагнулся и прошептал что-то ей на ухо. Джезмин шлепнула мужа, дернула его за волосы, а он опрокинул ее на постель, и оба покатились по широкой кровати, резвясь как дети. Наконец Фолкон угомонился, обнял жену за талию сильными руками, высоко поднял над собой, но она ухитрилась изогнуться и сомкнуть пальцы вокруг напряженного длинного отростка. Фолкон охнул от неожиданного наслаждения, которое Джезмин всегда умела подарить ему. Она обвела головкой дрожащего от напряжения копья живот, впадину пупка, подтянула повыше, нежно погладила им груди, и только потом окунула соски в крохотное отверстие на самом копчике Фолкон, застонав, перевернул Джезмин, так что она оказалась под ним, оседлал ее, прижав бедрами к кровати, и, сжав ее запястья, поднял обе руки над головой. Потом, поймав губами ее сосок, начал немилосердно терзать языком розовый бутон, пока она извивалась под ним, ощущая, как возбужденный до предела фаллос трется о мягкую ляжку, и, умирая от желания, выгнулась, раздвинула ноги, чтобы ускорить неминуемое. Когда Фолкон одним мощным толчком врезался в нее, заполнив до основания, Джезмин обхватила ногами его спину, сомкнула медово-сладостные стены влажной расщелины так тесно, что он не мог двинуться, зная, что только так можно заставить Фолкона оторваться от ее груди и впиться губами в губы.

Его язык начал медленно проникать в глубины ее рта, и только теперь она перестала стискивать мраморно-твердый ствол, позволив мужу входить и отстраняться в том же экстатическом ритме, что и настойчивый язык.

– Быстрее, – молила она, – быстрее... Но Фолкон знал, что только медленные ласки могут продлить наслаждение, разжигая страсть, а напряжение достигнет высшей точки, становясь все сильнее, пока не завершится взрывом, от которого оба забьются в восхитительных судорогах блаженства, каждый великолепный спазм чуть слабее предыдущего, пока все не затихнет, и один будет чувствовать только как бьется сердце другого. Останется только ошеломляющее ощущение необыкновенной удовлетворенности и полного счастья.

Когда в Портумне приступили к постройке хозяйственных помещений во внутреннем дворе, Фолкона осенила великолепная идея относительно Банретги. Во дворе должны были стоять молочная, амбар, ко-нюшни, хлевы и кузница. Банретги был выстроен и устье реки Шеннон. Почему не сделать пристань, чтобы суда могли подходить прямо ко двору замка?

Все свое время Фолкон посвящал обоим владениям, и Джезмин охотно отпускала его, радуясь, что муж не отправляется в очередной набег, откуда мог вернуться ногами вперед.

Фолкон был в Банретги, когда из Англии вернулось судно, посланное Уильямом. Стоял жаркий летний день, и Фолкон с Жервезом усердно работали над постройкой дамбы во внутреннем дворе. Оба были в грязи, их обнаженные торсы, залитые потом, успели загореть почти до черноты. Теперь появилась возможность увидеть, может ли большой корабль причалить едва ли не у порога, рядом с замковой стеной. Фолкон знал, что его люди будут лишь рады перерыву: всем надоело таскать тяжелые камни. И хотя разгрузка корабля – дело отнюдь не легкое, желание увидеть привезенные товары и услышать последние новости из Англии словно магнитом влекло мужчин к судну.

После всей суматохи, криков и противоречивых советов, исходивших от каждого обитателя Банретги, судно наконец благополучно бросило якорь, и матросы начали убирать паруса.