Сокол и Ворон

Это Тавруй запер её силу. Когда Даре минуло пятое лето, Старый Барсук отвёл её к единственному колдуну во всей округе. С тех пор золото в её крови потухло и дочка мельника не смогла колдовать. С тех пор каждую ночь ей снилась тьма, клокочущая тысячей голосов, и огонь, сжигающий всё живое и жизнью дышавший. С тех пор Дара не видела чар и сотворить их тоже не могла.

– Ты не можешь всю жизнь бояться себя самой. Я сделал, о чём просил твой дед, но ты уже не малое дитя и можешь решить, как тебе жить.

Тавруй поднялся по холму от берега на дорогу и оглянулся. Дара сделала шаг, другой и пошла следом.

Нельзя, нельзя было следовать за ним. Нельзя было выпускать на волю чары. Но никто, кроме Дары, не был способен теперь защитить её семью.

– Я воспользуюсь силой только один раз. Ты научишь меня? – спросила она у Тавруя.

Молча колдун кивнул и направился по дороге к деревне.

Тавруй пришёл в Заречье почти двадцать зим назад, но так и не обрёл ни друзей, ни врагов. Его приняла у себя бабка Любица. Она была бездетна и одинока, а беглый раб из степей, прозванный Тавруем, стал ей вместо сына и ухаживал за старухой до самой её смерти.

И когда Любица ушла к предкам, колдун остался совсем один.

В его доме пахло плесенью и сыростью. Тавруй огнивом высек искру и зажёг лучину на столе, сел на лавку так, что Дара наконец смогла разглядеть его лицо. Старый шрам на лбу, оставленный клеймом вольных городов, так и не зажил за все годы. То ли колдун не желал избавиться от напоминания о рабстве, то ли не мог.

– Я выполню свою часть договора: сниму твою защиту и научу, как прогнать рдзенца. Но и ты дашь мне клятву взамен.

– Какую? – Дара присела напротив него. В избе было холодно, и она поёжилась, обняла себя, пытаясь согреться.

– Когда придёт срок, тебе вручат две нити. Ты выберешь мою.

Тавруй положил руку на стол и наклонился вперёд. Огонёк лучины выхватил смуглое лицо из темноты. Резкие, грубые черты его и чёрные глаза, клеймо и длинные сальные волосы казались ещё отвратительнее при свете.

– А если я нарушу клятву? – Девушка придвинулась ближе, потянулась пальцами к Таврую и остановилась, когда почти коснулась его.

– Нарушенное слово карается смертью.

Дара отдёрнула руку.

– Смертью?

– Только если ты нарушишь своё слово.

– Но что, если мне придётся его нарушить?

Доски перекрытий на крыше застонали, и ветер чуть не задул огонёк лучины. Тавруй по-птичьи склонил голову набок.

– Мой век недолог, дочка мельника. Я наложил эти печати на тебя, только мне под силу их снять. Если ты сейчас уйдёшь, а меня не станет, ты никогда не познаешь вкус огня в крови. А если ты не станешь сильнее, то рдзенец навлечёт беду на твою семью.

– Я могу заплатить, чтобы ты сам его прогнал.

– Я слишком слаб и пуст для этого. Но ты молода и полна жизни.

Он наклонился назад, опираясь спиной о стену, спрятал руку под стол, точно ему было всё равно.

Дара должна была что-то сделать. Она должна была оградить семью от беды. Ни отцу, ни деду не под силу было противиться чародеям и разбойникам. Но Дара с этой силой родилась.

Она оглянулась на дверь. Можно было уйти и вернуться на мельницу, можно было смириться и ждать. Но дома её никто не слушал, никто не понимал. Она одна предчувствовала беду, и только она могла её остановить.

«Только раз. Я прибегну к чарам один-единственный раз».

Дарина снова станет дочкой мельника, когда всё вернётся на свои места.

– Я согласна, – она положила руку на стол.

Только тогда Тавруй посмотрел на неё. Чёрные длинные пряди закрывали почти всё лицо, был виден лишь один тёмный жуткий глаз. На мгновение почудилось, что он сверкнул в темноте, как у кота.

Колдун сжал её руку, переплёл их пальцы. Договор был заключён.

* * *

Повеяло душистыми травами, и Милош вдохнул полной грудью. Разлилось по телу приятное тепло, ласково обожгли кожу девичьи пальчики.

Он сразу узнал Дарину. Она склонилась над ним, длинные косы коснулись пола, шероховатые, загрубевшие от работы руки погладили его по груди. Милош перехватил её ладони, прижал к себе.

– Здесь Ежи, – прошептал он.

Дара вздрогнула, но руки не отняла. Она пришла, как Милош и ожидал. Женская ревность и сестринское соперничество – это самое опасное оружие на всём белом свете, и этим оружием Милош владел отменно.

– Душа моя, я рад, что ты здесь, – проговорил он негромко, приподнимаясь. – Но мы разбудим Ежи.

Он коснулся её губ в поцелуе, и Дара несмело ответила. Её тело было напряжено, она дрожала.

– Не бойся, пошли, – позвал Милош и осторожно, опасаясь разбудить друга, попытался подняться.

Но Дара слегка толкнула его назад, села сверху, крепко обхватила бёдрами.

Милош притянул её к себе, погладил шею, распутывая густые косы, целуя губы. Что-то переменилось. Скованно и неуверенно она погладила его по груди, в девушке не осталось и следа чувственности, что открылась ему на заре в полях.

И вдруг Дара отпрянула. Милош почувствовал, как верёвка на шее оборвалась.

Девушка подскочила на ноги и стремительно спрыгнула вниз с полатей. Только тогда заметил Милош длинные тени, плясавшие на стенах хлева. На полу горела свеча.