Сокол Ясный

Младина едва удержалась, чтобы не вскочить. Это были духи тех срубленных берез, которыми Хотиловичи обозначили границы выбранного ими участка под будущее поле. Тех самых межевых деревьев, которые потом искали люди двух родов, но наши лишь четыре пня, которые ровно ничего не могли доказать. Сколько шло разговоров по всей волости, но так и осталось неизвестным, кто срубил березы и имеют ли Леденичи отношение к этому преступлению. И вот ей, ей одной сейчас откроется тайна!

– Кто он? – шепотом крикнула Младина, впиваясь взглядом в тускло горящие глаза мертвых вил. – Назовите его имя!

– Мы не знаем… – горестно прошелестели вилы-навянки. – Никто не назвал нам его имя… Мы знаем лишь имена тех, кто доверил нам хранить межу…

– Но как же я смогу помочь вам отомстить, если не знаю его?

– Мы покажем!

– Он придет сюда!

– Мы укажем его!

– Мы помним…

– Помним… – угрожающе шелестели мертвые вилы. Только это они теперь и могли – помнить того, кто до срока прервал их жизнь.

– И тогда ты позволишь нам уйти? – с мольбой протянула старшая.

Младина понимала их страдание: пока долг мести не передан, они не могут удалиться в Навь, чтобы потом снова возродиться, оживив крохотное березовое семечко. А пребывать между миром живым и миром мертвых для духа дерева, должно быть, не менее тягостно, чем для человека. Ведь и у людей, и у животных, и у деревьев одно назначение – жить, умирая и возрождаясь, обновлять всемирье.

– Тогда вы сможете уйти, – уверенно подтвердила Младина.

Она уже знала, как это будет. Она видела под ногами мягкую, манящую черную бездну – это вовсе не пугало, бездна звала, обещала покой, сон, отдых, а потом новое рождение, с новыми силами. Она, бездна, была колыбелью, питающим и взращивающим материнским лоном, куда возвращается все, что когда-то жило, и это возвращение – залог того, что некогда живое и умершее будет жить опять. И ей было так легко отправить туда духи мертвых берез – только протянуть руку. Но она не делала этого, потому что они были ей еще нужны здесь. Им предстояло указать своего убийцу.

***

Утром девушки опять спозаранку были в роще. Снова угостив березы, чтобы не сердились, нарезали свежих ветвей, сплели из них жгуты и стали окутывать ими Лелю-Веснояру. Но дело не ладилось: жгуты сваливались, будто живые змеи, и как их не пытались обматывать вокруг тела и переплетать между собой, стоило ей чуть шевельнуться, как все снова сыпалось в кучу возле ног. Веснояра чуть не плакала, девушки-помощницы шептали в досаде «Да стой же ты спокойно!», думая, что ее непоседливость мешает им делать дело. Она старалась стоять спокойно, но против воли пожималась, чесалась, дергалась.

– Кусают тебя, что ли? – спросила Домашка, одевавшая ее.

– Ветки больно уж колются, – пожаловалась Веснояра. – Прошлый год я не замечала, а теперь просто сил нет!

– Терпи! – хмыкнула Ледана, светловолосая и рослая полуголядка, которая сильно завидовала, что не ей опять досталось «ходить Лелей».

Веснояра и терпела, но морщилась все сильнее. Угляна качала головой. Наконец Ледана додумалась обмотать Веснояру поясками, на время снятыми с берез, и так наконец удалось закрепить на ней зеленый наряд. К тому времени и она, и помощницы были красными от досады, усталыми и злыми, а остальные девушки уже соскучились сидеть на траве и петь «Русалочка-душечка, серая кукушечка».

На голову Веснояре надели огромный венок из травы, ветвей и цветов. Поверх березового платья выпустили ее распущенные волосы, волнистые после тугого плетения косы, и теперь девушка как никогда напоминала саму Солнцедеву, богиню Солонь. Когда наконец она была готова, а прочие выстроились парами, чтобы идти за ней, она с трудом держала на лице улыбку. И Угляна смотрела на нее все более и более тревожно.

Пришла наша весна красна,

– запела шедшая первой Домашка.

Ой, Лели-Лели, весна красная!

– подхватили прочие, и шествие двинулось. Каждая девушка держала в руках пару березовых ветвей, сорванных со своей березки-«сестры», так что они все вместе напоминали наряженную рощицу, собравшуюся погулять.

Но Веснояра, шедшая впереди всех, едва успела сделать несколько шагов, как споткнулась – а может, запуталась ногами в траве и упала. Все ахнули, сбились, наткнулись друг на друга, замерли в недоумении, потом кинулись ее поднимать – сама она, увитая ветвями, не могла даже встать, ей было трудно шевелиться.

– Ой, да все ж повяло! – вдруг в изумлении ахнула Лисена. – Гляньте, девки, березки-то повяли!

Девушки сгрудись, рассматривая Веснояру. Ветви, составлявшие ее одеяние, высохли, будто были срублены дней десять назад. Сухие свернутые листики печально шуршали, ставшие жесткими согнутые ветви так жестоко царапали тело, что она кривилась, не скрываясь, и едва могла удержаться от слез.

– Ой… не могу… ногу зашибла! – Одной рукой опираясь на Домашку, Веснояра пыталась нагнуться, чтобы осмотреть ушибленное колено.

– Раздевайте ее! – велела Угляна. – Не угодна она нынче вилам.

– Но почему? Как это может быть? – загомонили девушки. – Всегда была угодна, а теперь нет?