Сокол на запястье

Радка поправила кожаный пояс и вышла на улицу. Стойбище арихов, куда она приехала заплатить выкуп родичам убитой Псаматы, располагалось на краю неширокого, поросшего камышом лимана. То и дело над холодной водой взлетали утки, еще не покинувшие родных мест, и люди вволю могли охотиться на них, чтоб засолить жирное мясо болотной дичи в прок. Его неприятно было жевать, в отличие от тонких полосок конины, но брошенное в котел, оно, как баранина, давало обильный бульон.

На дорогих царских харчах в Горгиппии Радка уже отвыкла от простой еды своих соплеменников и сейчас едва ли не с отвращением смотрела, как хозяйки старательно моют выпотрошенные лошадиные кишки. «Когда я стала такой чистоплюйкой?» В детстве она не раз делала подобную работу сама, не говоря уже о том, что светлила волосы конской мочой с пеплом.

Сейчас десятница смотрела на происходящее совсем другими глазами. Она ли бегала по такому же стойбищу в короткой кожаной рубахе, подол которой был вечно грязен от овечьего навоза? Ей ли в детстве вплетали в косы бубенчики, чтоб она, как козленок, не отбилась от других малышей и не потерялась во время перекочевки?

После жизни бок о бок с греками, которые ухитрялись зимой и летом носить одежу из разных тканей, Радка видела, как бедны сородичи. Они жадно глазели на ее бронзовый акинак и обшитый бляшками пояс. Мягкие сапожки-скифики приводили их в восторг, хотя у самих было достаточно кожи, чтоб обуть всю степь!

Среди этой нищеты вира, привезенная убийцей Псаматы, оказалось более чем достаточной, чтобы удовлетворить род. Золото и бронзовое оружие произвели на дочерей задиристой поединщицы сильное впечатление. Но как ни простодушна была Радка, она все-таки почувствовала, что ее щедрость — не единственная причина, по которой сородичи Псаматы так легко согласились закрыть глаза на убийство. В стойбище что-то происходило, люди шушукались по углам, обсуждая какие-то недавние события у Кобыльего холма, к месту и не к месту поминая торетов — родное племя Радки.

Десятница так и не могла решить: потому ли ее не трогают, что она служит Тиргитао или потому что она торетка, а тореты только что выкинули нечто такое, о чем никто не решается говорить вслух.

Подозрения всадницы еще больше возросли, когда похороны Псаматы прошли по недостойному ритуалу. Поединщица была богата, имела не меньше десяти рабов и больше 50 голов крупного скота, не считая овец и коз. По договору ее посещали мужчины из четырех хороших семей, каждый из которых, конечно, имел еще жен в других родах, но ни одной столь состоятельной и знаменитой. Кто-то из них — наиболее бедный, а главное младший в своей семье — должен был отправиться вслед за Псаматой к Великой Матери. Но они предпочли столкнуть под насыпь чужака…

— Я не верю, что этот общипанный воробей убил Псамату! — разорялся старший из мужей покойной Барастыр. Его голос звучал из-за войлочной стены юрты, в которой лежали сосновые сани с грузным телом покойной. — Это была нечестная драка, ее обманули и зарезали.

— Побойся Кобыльеголовой. — возразил другой по имени Хумай. — Сани легкие, как перышко, а если б Псамату убили предательски, тело камнем тянуло бы их к земле.

— Все женщины подтвердили, что поединок был честным. — Раздались голоса. Вира уплачена. И кончим с этим!

— Она просто была пьяна и сама напоролась на нож. — последняя реплика принадлежала рослому невольнику-греку в черной бараньей безрукавке. — Это видно по характеру ран.

Прежде он был воином и с ним никто не стал спорить. Ведь даже Барастыр кипятился для виду. Он давно уже сладил со старшей дочерью покойной, Багмай и, если б удалось доказать, что Псамату убили в нечестной схватке, ее имущество полностью досталось бы роду, а не Радке-победительнице. Таков был древний закон, и его не осмелились бы нарушить открыто.

Но и победительница должна была знать честь. После выплаты виры она, конечно, могла угнать стада. Но далеко от деревни родичи покойной ее не отпустили бы. Поэтому Радка в ожидании обещанной помощи от Бреселиды старалась как можно меньше злить арихов и не задевать ни чьих интересов. Она пыталась вообразить, как поступила бы на ее месте подруга — Радка считала сестру царицы очень умной. Не даром среди меотянок рассудительность Бреселиды вошла в поговорку.

Сидя с родными убитой за одной воловьей шкурой и преломив с ними несоленый поминальный сыр, Радка так разделила имущество Псаматы, которому теперь считалась хозяйкой. Вира за смерть — всему роду. Это правильно, это одобрили все. Юрты, повозки, оружие, сбруя, медная посуда и греческая керамика, половина скота и большая часть рабов — старшей дочери убитой Багмай. Это тоже пришлось по нраву почти всем, кроме младших сестер Псаматы, считавших себя в праве поспорить за скот. Но им Радка отдала половину из той половины, что у нее осталась, и шум улегся.