Царь поднял кубок, поднес его ко рту и остановился, заметив Бреселиду на пороге зала. Она плыла сквозь ряды, расступившихся танцовщиц, как маленькое черно-золотое облачко. На ней было что-то такое гладкое и шуршащее от шеи до пят и еще что-то блестящее на голове. Она вся сияла и переливалась, как вода в ночном колодце.
Делайсу стало жарко. Край его гиматия мок в вине. Такой Бреселида была в странном сне неделю назад. Конечно, река, камень, одежда, вернее без одежды…
— Добрый вечер, ваше величество. — сотница низко поклонилась сестре. — Добрый вечер, государь. — ее более короткий кивок был обращен к нему. — Я могу занять свое место?
— Мы тебя, как всегда, ждем. — царица улыбнулась, но в ее сузившихся глазах не было тепла.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь. Тебе подарили пояс Афродиты? — дружелюбно спросила фаворитка.
— Нет, — усмехнулась Бреселида, — Но я взяла на службу мальчика-пана из лесов под Доросом, и он нарядил меня по-деревенски.
— Никогда не видел такой прекрасной поселянки! — Зиф протянул Бреселиде руку, помогая ей подняться к столу.
Запоздало Делайс понял, что это мог бы сделать и он.
— Весело здесь? — спросила «амазонка». — Эй, Нестор, садись-ка у меня в ногах.
Философ вспорхнул на ее легкое плетеное ложе и нахохлился, приглядываясь к яствам.
В это время в зал вступила Гекуба. Акробаты и глотатели огня волной отхлынули к стенам, пропуская старую прорицательницу. В черно-синем гиматии, накинутом на голову, она напоминала соломенную куклу-Зиму, которую крестьяне укутывают в просмоленные тряпки, прежде чем сжечь на полях.
— Веселитесь? — прокаркала жрица. — Не долго еще вам гневить богов! На всякий день разврата придет и день суда!
Тяжелой поступью Гекуба двинулась к царскому столу и без надлежащего приветствия заняла свое место за два ложа справа от Тиргитао. Хозяйка пира хранила глубокое молчание. В зал втащили серебряные чаны с медом и стали разносить гостям ореховых сонь, до которых старуха была большой охотницей.
Нестор в отчаянии проводил глазами новое кушанье, он еще не успел справиться с форелью, а время шло к сладкому.
— Угощайся, Гекуба. Твое любимое лакомство. — лилейным голосом пропела Тиргитао. — Специально везли из Колхиды.
Прорицательница не удостоила царицу взглядом, зато с интересом уставилась на скифос, в который ей выложили угощение. Пожевав немного, она нахохлилась, как ворона на ветке, и презрительно щелкнула языком.
— Жесткие. И псиной пахнут! Даром что заморские! Видно высохли дорогой.
Дружный хохот придворных покрыл ее последние слова. Тиргитао многим рассказала о готовящейся шутке.
— У тебя в чаше прах и нечистоты. — царица воздвиглась над столом. На его губах играла жестокая усмешка. — Ты ела собак, Гекуба, в знак того, что слова, вылетающие из твоих уст, не более чем лай, а дыхание твое зловонно!
Прорицательница вскочила в гневе.
— Никогда еще меня так не оскорбляли в царском доме! — воскликнула она. — Я была сестрой твоей бабки, Тиргито, и теперь отрекаюсь от своего родства! Гнев Триединой падет на стены этого дома! И не останется на земле ни былинки от твоего рода! Ибо ты гонишь меня за правдивые предсказания! — не теряя достоинства, Гекуба спустилась с возвышения, демонстративно отрясла края своего гиматия от воображаемого праха и двинулась через зал к выходу.
Ее сопровождали насмешки. Ликомед кинул жрице в спину недоеденное яблоко и тут же град огрызков полетел в прорицательницу.
— Кажется, все уже изрядно набрались. — сказал Делайс, несколько обескураженный выходкой Тиргитао.
Заиграли флейты, в зал вбежали танцовщики-синды, и яркие всплески их накидок замелькали перед столами.
— Жаль слона нет. — протянул Зиф, флегматично посасывая персик.
— Н-да, — согласился Делайс. Он взял с плетеного блюда лепешку, разломил ее и старательно вытер хлебом руки. — Слон явно оживил бы действие.
Остальные мужчины тоже с неодобрением смотрели на полуголых синдов, сладострастно покачивавших бедрами друг перед другом.
— Слон создал бы стержень танца. — продолжал царь. — Предал бы ему смысл. А так не ясно, кого они, собственно, хотят… — он осекся, поняв, что Бреселида слушает их.
— Нам пора. — он улыбнулся ей, отвесив легкий поклон, и поднял руку.
По его знаку многие присутствующие поднялись и чинными рядами устремились к выходу. Их сменили другие участники пира — танцовщицы и рабы, призванные развлекать гостей царицы остаток ночи. Синдийский танец, прославлявший однополую любовь, делил праздник на две части. Дальше начиналась оргия.
Бреселида тоже встала. Она никогда не делила с сестрой последних часов пира. Даже при жизни Пелея, сотница не сходилась с ним на глазах хмельной толпы, уважая и его право не быть скотом.
— Приятно видеть, что ты не изменяешь привычкам. — усмехнулся Делайс, когда она оказалась за дверями.
Мимо них прошел Тэм. Фаворит Тиргитао поклонился сотнице и почтительно поцеловав руку царю.
— Слишком умное лицо для дела, которым он занимается. — произнесла «амазонка».
Губы царя насмешливо искривились.
— Поверь, он не худший из всех.