Сокол над лесами

Многие уж верно делали это не зря. Весь вечер Жировит оттирал от Зареницы прочих женихов, да тем и не было большого толку спорить: Зареница сама во всех играх выбирала Жировита. С него она не сводила глаз, ему прельстительно улыбалась, склоняя голову со светлой косой к худощавому плечу под ярко-красной вздевалкой. По другим отрокам ее светло-голубые глаза скользили равнодушно, надменно: кроме княжьего брата, никто ей не в версту. Коловей, Мышица, другие товарищи, подходя посмотреть, как тут дела, подбадривали Даляту знаками – но что толку в твоей бодрости, когда на тебя даже не глядят?

Направляясь со всеми к реке, Далята еще раз подумал: не так уж горделиво Жировит будет выглядеть, если все же взять его и метнуть в воду. Может, тогда Зареница не будет таращить свои холодные глаза на него одного, а в удивлении откроет рот. Лишь бы случай выпал…

Та румяная, которой Далята рассказывал про войну, тоже обернулась и взглянула на него. Он подмигнул ей в ответ: девка ему нравилась. Она хорошая, добрая. И собой даже попригляднее, чем княжья дочь, порумянее лицом и покруглее в нужных местах. Главное, что веселая. Нынче нигде грустных нет, но в румяной было что-то особенное: какой-то светлый внутренний огонь, так что при одном взгляде на нее делалось тепло. Повезет тому, за кого она выйдет – одним своим присутствием она осветит и согреет всякий дом.

Но себя Далята в этом счастливце не видел. У него нет ни рода, ни печи, ни дома, куда ее вести. Взять за себя он сейчас может только Благожитову дочь, за которой в приданое княжеский посох дают.

А как ее звать, румяную? Даже не спросил…

Пришлось девкам за Дунай плыти, —

снова запела Зареница и двинулась прямо в воду.

Ой лели, дид-ладо! —

подхватили остальные, чередой втягиваясь в реку вслед за ней. И правда, будто утки.

Все девочки переплыли,
Ой лели, дид-ладо!
А я молода, утонула!
Ой лели, дид-ладо!

Возле камня, торчащего из воды, Зареница сняла с головы венок и пустила его плыть.

Все девочки переплыли… —

начала другая, встав на ее место, и тоже пустила венок по реке.

Одна за другой девы заходили в воду по колено и, встав у камня, пускали венки по воде. Отроки, толпясь на песке, уже не слушали – каждый следил глазами за венком Зареницы, который уплывал первым и был уже дальше всех. Заходить в воду раньше времени было нельзя, и оставалось только изо всех сил напрягать зрение, чтобы не упустить самый главный венок из виду, не потерять среди других, уследить, не тонет ли он, не относит ли его к берегу, на песок, в камыши, под иву…

Все девочки переплыли,
Ой лели, дид-ладо!

Как долго поют! Далята беспокойно переминался с ноги на ногу. Как же их много, этих девок! Пока последняя пустит венок, тот первый уже до Припяти доплывет! До Днепра – ищи потом!

А я молода, утонула!
Ой лели, дид-ладо!

Ни одна из них тонуть не собиралась: таким образом девки намекали, что готовы «умереть», чтобы тут же выскочить из светлых вод уже мужней женой, держась за руку своего суженого-спасителя.

Кто-то махал руками на верху берега; Далята поднял глаза. Мышица делал ему какие-то знаки. Над водой толпился народ: все хотели посмотреть, кому достанется какой венок. Мышица явно призывал скорее подойти к нему. Вроде бы стоять на месте от них не требуется, нельзя только заходить в воду, пока все венки не отпущены. Под удивленными взглядами Далята выбрался из толпы женихов и поднялся к Мышице.

– Вон! – тот развернул его по течению. – Иди!

И даже ладонью хлопнул между лопаток. Глянув, куда показывал приятель, Далята увидел Береста. Тот брел вдоль реки, не сводя глаз с воды.

Да они ж пытаются ему помочь, сообразил Далята. И бегом бросился догонять Береста. «Ой лели, дид-ладо!» – летело в спину, подгоняло. Вот-вот оно прозвучит в последний раз, и пойдет отсчет мгновений, которые решат всю их будущую участь. Его самого, Коловея и Береста, рода дреговичей и древлян.

Обернувшись на шум шагов, Берест быстро показал на воду.

– Второй! – успел он крикнуть.

Вслед затем Далята умудрился каким-то непостижимым образом увидеть то, что творилось в двух разных направлениях. Выхватил взглядом стайку венков на воде – один вырвался вперед, другие догоняли его, будто утки – селезня, – и одновременно услышал красноречивый шум за спиной. Обернулся и как раз успел увидеть, как Берест вламывает в челюсть какому-то шустрому волынцу. Товарищи Жировита неслись всей толпой: то ли сами догадались, то ли увидели хитрость древлян.

Ой лели, дид-ладо!

И тишина, только возбужденный шум толпы.

– Все, давай! – заревел с отмели Коловей.