Кариславе досталось дело потруднее. Ей пришлось не только Толкун-Бабу, но и саму Яру убеждать, что согласие на этот брак избавит хотимиричей от многих бед. Яра даже разгневалась: она и слышать не хотела о том, чтобы променять Даляту на убийцу своего родного брата! Чуть не плача, Карислава убеждала ее: да ведь древляне разорили русский городец и тем навлекли на хотимиричей беду, в том числе и гибель Будима. Выслушав это, Яра замкнулась и больше ничего не говорила, но Карислава не была уверена, что сумела ее убедить.
Толкун-Баба поначалу уперлась, как гора каменная: нет повеления от чуров отдавать деву и в будущем весь род во власть руса. И только когда Карислава в отчаянии воскликнула, нет ли воли чуров, чтобы род их сгинул совсем, Толкун-Баба отчасти сдалась и повторила старое свое условие: чтобы в день Перуна лучшие отроки-женихи попытали удачу. Согласилась лишь на то, чтобы Святослав был включен в это число взамен Жировита и Даляты. Те, хоть и внуки Дулебовы, навлекли беду на род Хотимиров, а Святослав, хоть и чужак, пришел по тем следам беды, что проложили они.
С тем Карислава и вернулась в Хотимирль.
Свои приободрились: воля Толкун-Бабы разрешала и другим женихам попытать удачу. Но согласится ли Святослав на состязание?
Поначалу русы приняли эту весть с неудовольствием.
– Опять на колу мочало – начинай сначала! – бросил Острогляд. – Обо все же сговорились, столковались!
– Мой сын – княжьего рода и сам уже князь, ему невместно с простыми отроками тягаться! – обронила Эльга.
– Людомиров брат, Богуславич, тоже был княжьего рода, а не погнушался – дева наша стоит того, чтобы за нее хоть со Змеем биться! – возразил Обаюн.
– А нехороша – так не неволим, она без мужа не останется, – угрюмо добавил Ведень.
– Мы завтра дадим вам ответ! – быстро пообещал Мистина, пока туча взаимных обид не привела к грозе раздора. – До Перунова еще два дня – до тех пор все решим.
И, глянув на Эльгу, двинул бровью: дескать, я объясню.
Хотимиричи ушли, русы было загудели, но выжидательно умолкли.
– А если он проиграет? – не дожидаясь вопросов, крикнула Эльга Мистине. – Ему тринадцать лет! Он даже еще не вырос полностью! Раз это Перунов день – будут какие-то испытания для мужчин!
Святослав кусал губы, не зная что сказать и понимая лишь, что весь этот расклад задевает его честь. Недолгий, но бурный опыт отбил у него желание полагаться только на удачу, которую всякий человек княжеского рода получает вместе со своей божественной кровью. Главное, удача, которую посылают боги, не всегда совпадает с тем счастьем, к какому человек стремится по своей воле. Это он уже понял, но еще не научился примеряться к этому вертлявому челну, чтобы плыть, а не переворачиваться.
– Как бы дело ни сложилось, мы будем в выигрыше, так что тревожиться нечего, – успокоил всех Мистина. – Если мы одолеем, то получим невесту с благословения богов и ее собственных чуров, а тогда никто уж возразить не посмеет. Если проиграем, то за нами по-всякому останется головничество, то есть право три-четыре года собирать дань. А за три года жених наш подрастет и в силу войдет! – Он кивнул Святославу, и тот сразу приободрился, мысленно увидев себя шестнадцатилетним: в эти лета каждый проходящий год делает тебя совсем другим человеком. – Будет нам надо – мы тогда еще разок невод забросим. Но за три года всякое ведь случиться может…
– Если мы выиграем! – повторила Эльга, далеко еще не успокоенная. – Но если выйдут парни, которым уже сейчас семнадцать лет и больше…
Мистина задумался на несколько мгновений, потом взглянул на Святослава:
– Руку покажи.
Поняв его, тот наполовину стянул сорочку и показал предплечье с багровым шрамом от стрелы. Прошло два месяца, и хотя рубец выглядел свежим, особого беспокойства уже не причинял, только чесался и временами ныл.
– Нам нужен повод выставить вместо него бойца, – пояснил Мистина Эльге. – Кого-нибудь постарше.
– Я пойду сам! – набычился Святослав.
Не так чтобы ему очень хотелось где-то в чужих лесах состязаться неведомо с кем и неведомо в чем, но он видел в этом свой долг – как мужчины и как князя.
– Нет! – воскликнула Эльга.
– Нет, – одновременно и Мистина качнул головой. – Пойми, княже, – он приблизился к Святославу и заглянул ему в лицо, придав взгляду доверительное выражение, чтобы сгладить разницу в росте, из-за которой смотрел сильно сверху вниз. – Мы здесь чужие, мы их враги. Кровные. Они ведь считают тебя самого убийцей Благожитова сына. Нельзя быть уверенными, что тебя не попытаются убрать насовсем. На такие дела телохранителей не берут, идти надо одному. А ты у нас и вовсе один. Мы не можем голову своего князя на кон ставить.
Святослав опустил глаза: упоминание о голове сделало свое дело. Не приходилось убеждать его, что до его головы есть немало охотников, и это не слова.
– А они согласятся, чтобы за него другой шел? – спросил Острогляд.
Его собственный сын уже стал жертвой вместо Святослава. Теперь на то же дело предстояло решиться другому, причем с открытыми глазами.