Сокол над лесами

И наконец он нашел. Узнал по светлым волосам: ни кольчуги, в которой Берест увидел Люта в Малине впервые, ни чешуйчатого греческого доспеха, в котором тот явился на их последнюю встречу в Туровце, на нем сейчас не было. Не было совсем ничего. Свенельдич-младший, кровный враг Береста, у него на глазах вышел из воды, остановился на песке, стал выжимать воду из длинных волос. Берест разглядел даже яркий шрам на правом плече – видно, с зимы.

Будь при нем лук – снял бы одной стрелой. С сорока шагов и отроча не промажет. Но еще не пора. Придется ждать до ночи. Бересту мерещился запах крови и гари – мысль о них была для него неразлучна с образом Люта Свенельдича. Огонь костров отражался в его глазах, как память о пламени деревских пожаров.

* * *

Лют одевался у себя в шатре, когда услышал снаружи раскаты хохота. Судя по звонким голосам, веселилась юная дружина князя. Держа в руке свежую сорочку – последняя такая осталась, хотя усердными трудами жен-рукодельниц у Люта их имелся хороший запас, – он вышел поглядеть, чем забавляется «щенячья рать», как этих отроков называли между собой Ингваровы гриди.

Отроки тоже искупались, а теперь столпились возле Божатки. Из всех взятых в поход сорочек у него осталась чистой только одна – и та шелковая, красная. Когда-то боярин Острогляд, его отец, привез ее в числе добычи из Греческого царства. Изначально она была обшита золотым тканцем с мелкими самоцветами и отделана узорным шелком, синим с голубым. Острогляд очень ее любил, и вместе с ним она побывала на множестве застолий. Ну а поскольку Острогляд, человек широкой души и открытого нрава, на пиры ходил не за платьем следить, то многие из этих пирований оставили на красном шелке следы в виде пятен – подробное сказание о том, каково на Руси есть веселие. Вот это жареного барашка с чесноком у Живибора подавали, это с послами греческими у княгини сидели, вино пили, это – моя боярыня свинину жарила на имянаречение Буяшки, вот тут гусь с подливой был такой уж вкусный… К тому же Острогляд все прибавлял дородства, и однажды любимая сорочка на нем затрещала и лопнула. Тогда Ростислава спорола золотые тканцы и отделку, а саму сорочку ушила, убрав самые замаранные места, и переделала для сына. А Божатка, собираясь в первый настоящий поход, на всякий случай взял ее с собой. Как знать, куда занесет жизнь походная, может, выпадет случай какой…

– Опа! – пока Божатка приглаживал мокрые волосы и оправлял пояс, перед ним остановился Игмор, красный от солнца и по обыкновению растрепанный. Вот уж кто мог бы вместо рубахи напялить мешок из-под зерна и не заметить разницы. – Экий ты нарядник! Куда собрался-то, в поход или на свадьбу?

– Уж ясное дело, тебе такого богатства и во сне не увидать! – не растерялся Божатка. – На тебя хорошую одежду надеть – все равно что на порося! В первой луже искупаешься!

– Да уж Богомысл Остроглядович у нас рода знатного, ему невместно в простой рубахе ходить! – подхватил Добробой.

– Истовое слово! – Божатка ткнул в него пальцем. – Мой пращур сам видел, как Кий Змея в плуг запрягал! Так неужто я такую рванину надену, в какой ты таскаешься?

– Еще скажи, узду подавал! – загомонили отроки.

– Подковы на лапы приколачивал!

– Да что вы разумеете, голытьба! – Божатка приосанился. – Кланяйтесь мне, смерды!

– Глядите, парни! – завопил Святослав, наблюдавший за перепалкой. – У вас новый князь! Кланяйтесь, ну, чего застыли!

Скажи это кто другой – было бы некрасиво. Но это сказал Святослав, и все захохотали, радуясь забаве. Святослав первым повалился Божатке в ноги; тот слегка смутился, но продолжал игру: подбоченился, задрал нос и притопнул. Отроки наперебой кланялись, отталкивая друг друга.

– Прокатим! – орал Сфенкел, пробиваясь сквозь толпу с щитом в руках. – Прокатим князя!

Щит опустили наземь, посадили на него Божатку, подняли на плечи и с гомоном потащили вокруг поляны. Святослав тащил вместе с другими, простой белой сорочкой ничем не выделяясь среди товарищей.

– Слава князю нашему! – орали отроки. – Ру-усь!

– Цесаря греческого победил!

– Кагана аварского расказнил!

– Кагана хазарского попленил!

– Царя болгарского одолел!

– А малого княжья ровно мух наколотил!

Сфенкел имел коварный умысел уронить новоявленного «князя» в реку, но возле костра кто-то оступился, и все повалились кучей друг на друга.

– Котел мне опрокинете – я вас самих изжарю, как поросей! – грозил отрокам обугленной палкой Гунарь Пузо.

Лют смеялся так, что чуть не охрип. Даже рубашку забыл надеть – комары искусали всю спину. Одевшись, пошел к бочонку зачерпнуть воды и там натолкнулся на Ратияра.

– Веселый поход! – тот кивнул в сторону «щенячьей рати». – У людей гулянья да игрища начинаются, и у нас тоже…

– Как будто у людей! – выразительно подхватил Лют.

– Только без девок! – с явным сожалением добавил Снарь.

– Да уж больно весело зажили! – Лют передал ему ковшик с водой. – Даже с гудьбой…

Он прислушался: у костра Чернобуд напевал плясовую, а Велеб пытался подобрать новый лад на гусельных струнах.

– Прямо как-то даже страшно.

– С чего бы? – взглянул на него Ратияр.