Сокол против кречета

Словом, можно утверждать, что русичи не убивали. Они уничтожали двуногих крыс, давили тараканов, умеющих разговаривать, и делали это весьма успешно. После первого часа боя стало ясно, что от полуторного превосходства монголов в силе не осталось и следа.

– Стоят! – радостно выдохнул Константин.

– Стоят, – зло прошептал Бату, кусая губы.

А мясорубка продолжалась, и хан, убедившись воочию, что с наскока одолеть не выйдет, повелел идти вперед главным силам – тяжеловооруженным ударным тысячам.

У них все иное, чем у рядового воина так называемой легкой кавалерии.

Иная защита – на каждом железный шлем и такой же доспех, а в руках крепкий щит.

Иное вооружение – гораздо тяжелее копье, увесистее сабля, напоминающая меч, только искривленный, а с правого боку еще и топор.

У них и кони иные, куда более выносливые, крепкогрудые, а спереди еще и защищенные толстой бычьей шкурой.

Даже враг у них особый, серьезный. Легкая кавалерия атакует любого, а они только стойкого, который уже выдержал ливень стрел, устоял под отчаянным, но легковесным наскоком и не согнулся, не побежал прочь. Раз не согнулся, значит, надо сломать.

А чтобы сломать, нужна иная тактика. Не подавить, не смять, но – прорвать. Достаточно это сделать в одном месте, реже – в двух, но всегда сбоку, на флангах. Поэтому сперва в ход идут копья, а затем, когда вражеский строй взломан, – кривые мечи и топоры.

Удержать таких можно лишь пока стоит нерушимая, как речная плотина, стена строя. Если она даст малюсенькую слабину – пиши пропало. Неукротимый напор воды, прорвавшись в одном месте, живо снесет всю плотину. Это вопрос времени, и только.

Они – мощь каждого тумена. Они – последние, потому что кешиктены в бой вообще не вступают, не считая тех случаев, когда хану-чингизиду угрожает опасность. А вот на опасность, угрожающую войску, турхаудам и кебтеулам наплевать – не их дело. Было когда-то ихнее, но уже закончилось.

Теперь это работа кандидатов в кешиктены, которых даже называют похоже – турхах-кешиктены. Вот они – идут ровной рысью на строй урусов, не переводя коней в быстрый галоп и держась плотно, стремя в стремя, потому что не понаслышке знают, что такое строй.

Прочие монголы боязливо шарахнулись в стороны, уступая дорогу, иначе – сметут, затопчут без малейшего сожаления. И этот момент сполна использовали русские арбалетчики. Как это ни парадоксально звучит, но на сей раз ровный строй монголов, для выдерживания которого необходимо соблюдать мерную неторопливую поступь коней, оказался их недостатком.

Арбалетчики сумели сделать даже на два залпа больше, причем вовремя сообразивший воевода Пе-лей вместе с сыновьями Афоньки-лучника – Владимиром и Вячеславом – отдали распоряжение бить только по коням.

Миньке время тоже позволило не только шарахнуть из того десятка пушек, стволы которых и так смотрели в сторону их фланга, но и перенацелил еще один десяток орудий, в результате чего второй – усиленный – залп настиг монгольских воинов всего в ста метрах от русского строя, ощетинившегося копьями.

Тяжеловооруженные воины непривычны к большим потерям до подхода к вражескому войску. Щит у них крепок, доспехи прочны, даже конь защищен. Разумеется, кто-то все равно погибает. Но обычные потери составляют одного, двух, трех, пускай десяток из тысячи. Два-три десятка – совсем много. Че-тыре-пять – чересчур. А когда жертв гораздо больше? Когда не получается идти стремя в стремя, потому что то и дело возникают дыры, заполнить которые уже не выходит?

Они не отступили – честь степного воина не позволила это сделать. В те времена, когда впереди для воина маячило лишь два пути, из которых один вел к потере жизни, а другой – к потере чести, настоящий воин даже не колебался, потому что выбор перед ним не стоял – только честь.

Эти были именно из таких – из настоящих, отборных. Выше их лишь кешиктены, да и то лишь по своему статусу. Честь же одинакова для всех. И они дошли.

Правда, это была уже не та мощь, а удар не столь неотразим, хотя все равно тяжел и грузен. Прорыва не получилось, но пехотный строй все равно дрогнул и стал подаваться назад.

Нет, русичи не отступали. У них была своя честь, тем более что они знали – на кону стоит не только их жизнь, но и жизнь всей Руси. Быть ей или не быть прежней – цветущей и великой, оставаться свободной или надевать ярмо рабства, ходить с высоко поднятой головой или с низко согнутой спиной. Они тоже не имели выбора и не помышляли об отходе. Просто теперь ратники не успевали заполнять дыры в стремительно редеющем строю так, чтобы удержать его на одном месте.

– Пошли, – облегченно выдохнул Бату.

– Пошли, – эхом откликнулся Субудай, остро пожалевший, что тогда, на Красных холмах, у него не имелось ни одной такой тысячи.

– Пошли, – прикусил губу Константин и повторил, но уже как приказ: – Пошли!