Глава 20
Прощай, Сарай-бату
Есть сумерки души, несчастья след,
Когда ни мрака в ней, ни света нет.
Она сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна ей и смерть страшна…
Бывают у человека сны приятные, случаются – так себе, а иногда – плохие. Дальнейшие события напоминали Бату страшный сон. Он был бы рад проснуться, смутно подозревая, что для этого нужно лишь ненадолго остановиться, попытаться осмыслить происходящее, но дикая круговерть событий не давала ему ни малейшей возможности для этого.
Битая собака и ребенка боится. Так и монголы. Две трети туменов, из числа тех, что имелись в его распоряжении, потерял в Медвежьем урочище Бату, но еще оставались люди Орду-ичена, стоявшие под Булгаром, цел был и тумен Тангкута, продолжавшего осаждать Сувар. Правда, ни он, ни Орду уже не имели тяжеловооруженных тысяч, которые полегли в урочище, но остальные-то были… Около двух тысяч сохранилось в тумене Шейбани, да и к кешик-тенам Бату присоединилось не менее двух тысяч беглецов.
В итоге получалось не так уж плохо. Два с лишним тумена – это силища. Но что-то надломилось в душе хана, хрустнула какая-то веточка веры в свою счастливую звезду и в несокрушимую мощь своих воинов. Неясное предчувствие томило ему грудь, нашептывая в особо тоскливые ночные часы, что отныне его неизменными спутниками станут сплошные неудачи.
Теплилась еще в сердце Бату крохотная надежда на то, что тумены, ведомые Гуюком, Менгу и прочими чингизидами, сумеют сделать то, что не сумел он сам. Весть об этом долетит до Константина, и тогда каан урусов обязательно повернет свое войско к Рязани. Неважно, успеет ли Гуюк взять столицу Руси или нет. Гораздо важнее иное – в любом случае он оттянет на себя главные силы урусов и даст передышку джихангиру.
Поэтому побитый хан и отошел еще чуть дальше, под Саксин, рассчитывая дать своим воинам небольшой отдых, а потом нахлынуть на Константина, когда тот станет возвращаться обратно. Под Саксином он и получил очередную черную весть, которую привезли счастливчики, невесть каким чудом ушедшие из-под Ряжска.
Было беглецов немного, в общей сложности не более двух-трех сотен, но вреда они причинили не меньше, чем все войско Константина. Рассказывая страшные ужасы о разгроме всех туменов Гуюка, они вселили в души остальных такую панику, что теперь любая стычка с урусами сулила деморализованному войску степняков неминуемое поражение. Даже записные смельчаки и сорвиголовы в эти дни выглядели непривычно задумчивыми.
А Константин надвигался на Бату, подобно черной туче. Его люди, в отличие от монголов, имели за плечами блистательную победу и бесперебойное снабжение. Хан Абдулла настежь распахнул двери всех своих кладовых и складов. В городах, освобожденных от осады, царь сумел изрядно пополнить запасы огненного зелья, гранат и стрел для арбалетов. Кроме того, в его войско влились тысячи добровольцев-булгар. Пусть они были плохо обучены, зато хорошо вооружены, а в глазах этих людей горела такая жажда мести, которая иногда способна удесятерить силы.
В таком положении Бату оставалось надеяться только на то, что ему удастся удержать за собой хотя бы степи, набрать там пополнение и увеличить численность своих туменов до шести, а лучше семи или восьми. Он уже ученый. Теперь он не стал бы распыляться на осады городов, а искал бы встречи с войском урусов.
Но это была не его степь. Он понял, чья она, не тогда, когда башкиры принялись отщипывать от его туменов кусок за куском, и не тогда, когда этим же самым занялись саксины со стороны Итиля. Хан уразумел это в тот день, когда из дозоров, прикрывающих его обозы, прибыли гонцы с вестью, что войско Константина за это время увеличилось не меньше чем на два тумена – на два, а не на один! – причем второй из них конный.
– Этот глупый здешний сброд мы разгоним одними плетьми, – гордо заявил тогда юнец Берке, но Бату знал, что между хвастливыми словами и их осуществлением зачастую лежит целая пропасть, которая далеко не всегда преодолима.
Конечно, жители здешних степей действительно не такие стойкие в бою, как монголы, у них нет такого железного порядка, но каан урусов пока не сделал ни одной ошибки, и глупо надеяться на то, что он допустит ее сейчас. Скорее всего, Константин поставит их туда, где не нужно, стиснув зубы, стоять насмерть. Для этого у него в достатке Урусов. Он поступит именно так, как когда-то сам Вату предлагал князю Святозару. Пока пешие воины урусов сковывают действия основных сил хана, подкравшаяся конница всаживает им в спину острый клинок.