— Простая логика, — пожал плечами изобретатель. — Мы-то ожили. Значит, и ты тоже должен.
Ты умер самым первым, значит, и воскреснуть должен был самым первым из нас.
— Первым был не я, — поправил Константин.
— Правильно, — поддержал друга Славка. — Владыка Мефодий. Вот его-то мы и встретили первым же вечером. Кстати, возле музея. Он туда собирался зайти. Короче, после того как встретились, нам не до экспонатов стало, сам понимаешь. На второй день мы кое-как оклемались и все дружно в библиотеку подались. Хотели в музей, но потом решили международную обстановку разведать, да и вообще, — Славка неопределенно помахал в воздухе рукой. — Но, ты знаешь, было чему порадоваться. Одно то, что Россию владычицей четырех океанов называют, — уже круто. Читал и прямо гордость за державу разбирала.
— Как четырех? — удивился Константин. — Что, Атлантический тоже наш?
— Ну, раз Исландия с Гренландией наши, то получается, что и океан не чужой. Опять же Америка.
— Ты США имеешь в виду?
— Да нет теперь никаких США, — улыбнулся Минька. — Россия сплошная.
— Правда, выходцев из Европы твои потомки, вспомнив опыт пращура, изрядно набрали, — добавил Славка. — Даже с перебором. И восстание свое они подняли. Тоже независимости захотелось.
— И что? — насторожился Константин.
— Да ничего, — пожал плечами Славка. — Когда это торгашам русичей удавалось одолеть? Рылом не вышли. Морду им начистили, и всего делов.
— А…. Индийский океан?
— Ну, со стороны Азии мы туда лишь самым краешком вышли — через Индию, — притворно сокрушаясь, вздохнул Славка и сделал многозначительную паузу, но эффект сообщения испортил неугомонный Минька.
— Зато Австралия — русское генерал-губернаторство, — выпалил он. — Да ладно вам о политике. Ты, Костя, про нас обязательно почитай. Хотя наврали, они, конечно, с три короба — обхохочешься, но все равно интересно. Меня почему-то смердом какого-то боярина назвали, а Славку вообще… — он весело хихикнул.
— Ну вот и пришли, — Константин остановился перед тяжелыми дверями, окованными серебром, и медленно потянул деревянную ручку, отполированную за многие века.
Створка двери медленно подалась, открывая главное помещение церкви. Было оно практически пустым. Только в левом углу, стоя на коленях, молился человек в строгом сероватом костюме, отливающем синевой.
— Если мне память не изменяет, то наш владыка Мефодий молится как раз на твой подземный ход, Костя, — не удержался от ироничного замечания Минька.
— Наверное, чтобы открылся, — без тени улыбки прокомментировал Славка.
— Вот мы и опять вместе, — задумчиво глядя на молившегося, произнес Константин.
Человек в костюме услышал его, оглянулся, несколько секунд недоверчиво вглядывался в троицу, застывшую в дверях, и лицо его осветила улыбка, поначалу робкая, но с каждым мгновением безудержно расползающаяся вширь.
— Вот мы и опять вместе, — много позже повторил фразу Константина Славка.
К этому времени они уже сидели на берегу реки, успев разложить костер и даже пропустить за встречу энное количество стопок водки.
— Собрались, стало быть. А дальше что делать будем? Нет, я, конечно, еще месячишко отдохну с радостью, но, положа руку на сердце, — уже сейчас чертовски скучно, братцы. По всей стране тишь, гладь да божья благодать. Ни морду врагу набить, ни о государевых делах с императором побалакать. И куда бедному воеводе податься? — философствовал он, вальяжно развалившись у самого костерка, — с реки ощутимо несло совсем не летней прохладой.
— Неужто ты недоволен тем, что страна в величии пребывает, что люди в ней счастливо живут? — попрекнул его Мефодий. — Ты ж сам ради этого до скончания своих дней трудился. И каждый из нас так же. Вот и будем радоваться, что сбылась наша мечта. Мы же счастливые люди — можем ею воочию полюбоваться.
— Помнится, был такой Лев Давидович Троцкий, — задумчиво начал Константин. — Так он говорил, что цель — ничто, движение — все. Исходя из его слов, получается…
— Получается, что мы были всем, ибо творили все, — тут же подхватил Славка. — А теперь перед нами уже достигнутая цель, зато мы никто и звать нас никак, — подытожил он. — Кстати, Костя, а в этой реальности твоего Давидовича нет и, по-моему, даже и не было. Ни его, ни дедушки Ленина, ни вождя всех народов товарища Сталина. Может, они, конечно, и родились, но в связи с отсутствием революции шибко не засветились. Энциклопедия, которую мы с Минькой листали, их не зафиксировала, потому как все они — мелочь, не заслуживающая внимания.
— Значит, революций не было? — довольно улыбнулся Константин.
— За вторым цветным теликом, или, как его здесь называют, визором, переться на баррикаду желающих не нашлось, — усмехнулся Минька.
— Помнится, раньше ты к другому призывал, — поддел Славка.