Сокол. Трилогия

– Да, господин. Мы завтра будем ремонтировать храм Амона, и, боюсь, не успеем сегодня перетащить туда все доски. Не разрешишь ли оставить их здесь, перед входом в молельню?

– Доски?! Постойте… Вы завтра уходите в храм Амона? А ворота? Успеете ли вы поставить ворота?

– Конечно, успеем, господин, – от всей души заверил Максим. – Сладим все в лучшем виде. Вот только доски… Если придется таскать их к храму Амона, то, боюсь, с воротами…

– Если поставите ворота, так и быть – бросайте здесь доски! Но только до утра.

– Да не оставят тебя боги своими милостями, добрый человек! Завтра всенепременно явимся.

Поклонившись, «плотники» вышли наружу и присоединились к своему «напарнику», азартно работавшему молотком.

Ворота были отремонтированы качественно и в срок, так что у жрецов храма Хатхор не было причин жаловаться. Толстые, непрошибаемые ничем доски из киликийской пихты пригнаны одна к одной, без единой щелочки. Да на таких воротах можно свободно по Великой Зелени плыть без опаски, ежели, конечно, использовать их заместо плота!

Вот именно такими словами и похвалился Панехси, получая за работу несколько горшков меда – жрецы не обманули, заплатили щедро! Мед – это уж такая вещь, которую на что хочешь обменять можно!

– Воистину, вы поработали на славу, – оценил качество ворот главный жрец – столь же молодой, как и все другие. – Где же твои напарники, что-то я их не вижу?

– Ушли договариваться с храмом Амона. Чтоб утром начать сразу.

– А что, в храме Амона тоже сожгли ворота?

– Ха! Если бы только ворота! Его едва весь не спалили. Прямо какая-то секта поджигателей храмов, клянусь Тотом!

Простившись с главным жрецом, плотник удалился, прихватив с собой горшки с медом. А в притворе храма, как раз перед главной залой, остались лежать смолистые ароматные доски из киликийской пихты. Целый штабель.

– О, Амон… Тьфу, тьфу… – зашептал прятавшийся под досками Ах-маси-младший.

– Что? Что такое? – Максим оторвался от дырки из-под сучка в одной из досок, служившей смотровым отверстием.

– Чихать хочется, – честно признался тезка. – Ой, не могу уже.

– Ну так чихай, пока никого нету!

– А-а-апчхи!!!

Ах-маси громко чихнул, громко – так почему-то показалось Максу, словно бы на всю залу!

А нет, похоже, никто и не услышал. Или не придал значения, в храме-то никого не было, уж по крайней мере в пределах видимости, если уместно здесь было бы употребить сейчас это слово. Зала освещалась лишь полной луною, мерцающие лучи которой окрашивали стены, пол и статую Рогатой богини странным призрачно-голубоватым светом.

– Темно как, – прошептал Ах-маси. – Может, пора уже выбираться?

– Думаю, что еще рановато, – подумав, тихо отозвался Максим. – Вряд ли жрецы уже заснули… Чу! Слышишь?

– Что?

– Что-то звякнуло!

– Ага… Кажется, идет кто-то.

– Тсс!

Из залы явственно донеслись чьи-то упругие шаги… голоса… смех…

Музыка! Да-да, музыка – кто-то дернул струну арфы: «Мба-а-аммм!»

– Мистерия, – шепнул Макс. – Сейчас вот все и начнется. Может, даже увидим, как Рогатой будут приносить жертвы.

– Жертвы? Чего ж в этом такого?

– Девушек, Ах-маси! Красивых юных девушек, попавших в гнусные лапы жрецов!

– Ужас какой! А мы что, так и будем спокойно на это смотреть?

Максим не успел ответить: в храме вдруг грянула музыка. Зазвенели кимвалы, забили барабаны и бубны, вот в общий хор вступили арфы, свирель…

Странная это была мелодия. Точнее – никакая, просто какая-то какофония, шум… Прерванный чьим-то властным повелительным голосом:

– О, Хатхор!!!

Все резко смолкло. Максим, как ни крутился, так и не смог увидеть говорящего – тот стоял с левого края, у самых колонн.

– О, великая богиня любви, око Ра и мать Хора! О, владычица бирюзы, чей образ вдохновлял многих! Прими… прими же теперь этот танец и, прошу тебя, не суди слишком строго!

Дробно зарокотали барабаны, звякнули – на этот раз вполне слаженно – кимвалы: дзинь!!!

На стенах зажглись голубые светильники. Барабанная дробь вдруг сделалась тише, и стал хорошо слышен другой звук – быстро приближающийся звон колокольчиков.

– Ах! – не в силах сдержаться, выдохнул Макс, увидев, как одна за другой в зал вбежали девушки в длинных лазоревых платьях. Вбежав, на миг застыли, воздев руки к небу…

– О, Хатхор!

…и тут же пали ниц, распластавшись на мраморном полу храма.

Барабаны зарокотали громче. Ударил бубен, словно подкинувший, взметнувший девушек ввысь! Словно взвилось голубое пламя!

– Ух ты!

– Что? Что там?

– На, посмотри… Осторожней!

– Да у меня тут, рядом, тоже есть дырка… Только что выдавил сучок… О, боги! Вот это красотища!

Большие барабаны забили ритм – бух-бу-бух, бух-бу-бух, – и голубые танцовщицы, хлопнув в ладоши, взорвались танцем, танцем, в котором слышались отголоски древних – очень древних – мистерий и колдовских грез.