Соколиная охота

В обоих селениях повисла тишина. Люди внимали ему. Сумбуру убедили те пятеро воинов, которые приходили к Хаммар накануне. Они видели, что духи защищают Келле, они видели необъяснимое и не поверить пятерым маза, говорившим от имени человека, избранного духами, не могли.

– Мы призовем духов предков вместе – Сумбуру и Хаммар, мы укажем им путь, и они позаботятся о своих людях! Но нужно торопиться, времени мало. Если мы не сделаем этого сегодня, завтра на земле не останется ни Хаммар, ни Сумбуру. Нам нечего делить, мы – дети саванны! Мы – поклоняемся духам своих предков и Сыну Солнца Тому! Мы отстоим свой мир!

Келле слышал восторженные возгласы соплеменников и сдержанное бурчание Сумбуру. Они, впрочем, так же, как Хаммар, плохо понимали, о чем идет речь. Они сомневались. Но вперед вышел высокий мужчина мощного телосложения. По одежде Келле понял, что это колдун Сумбуру.

– Духи Сумбуру тоже обеспокоены, – сказал он. – Но они не говорят, что должно случиться.

– Духи слепы в нашем мире, – объяснил Келле очевидное, пользуясь одним из маза. – Но они чувствуют веяния, что несет ветер с другого берега Великой реки.

Колдун Сумбуру кивнул. Он это знал и без какого-то юнца из племени наглецов, осмелившихся охотиться на земле его народа. Но он тоже чувствовал беспокойство духов, этот Хаммар говорил правильные вещи.

– Хорошо, чего ты хочешь от нас?

Наконец-то Сумбуру готовы выслушать.

– Нам нужно вместе провести церемонию, нужно попросить духов обоих племен помочь. Они готовы объединить свои усилия, но без нас им этого не сделать.

Колдун сделал вид, что раздумывает. Но Келле видел, что тот все уже решил.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Где будет проходить церемония?

– Мои маза покажут тебе, – ответил Келле.

Быстро, очень быстро оба племени подготовили все необходимое. В небо взмыл огонь десятка церемониальных костров, два ряда маза с барабанами выстроились по обеим сторонам от площадки, где должно пройти действо, коровы Сумбуру и два буйвола Хаммар ждали своей участи. Келле и Зенгу – так звали колдуна Сумбуру – стояли в центре, слушая духов. Каждый своего племени. Пока среди духов единства не было.

«Когда?» – спросил Келле отца.

«Мы скажем», – прошептала трава голосом Афы.

Тринадцать маза, готовых безропотно исполнить волю Келле в любой момент, ждали приказа. Глаза их были закрыты. Сейчас они не нужны своему колдуну, но он не отпускал их – Келле был рад любой поддержке Хаммар.

43. Четыре года назад. Европейский Исламский Союз

Сапсан лежал на влажном ковре, свернувшись в позу эмбриона и до боли зажмурившись. Его пальцы бестолково скребли по ворсу в заранее обреченной на провал попытке ухватить короткие волоски. Не обремененное смыслом действие хоть как-то удерживало сознание от того, чтобы снова провалиться в пропасть, в ту тьму, что пыталась завладеть разумом Сапсана. Он боялся открыть глаза. Точнее, боялся увидеть то, что по всем признакам творилось вокруг.

Он должен был попытаться, говорил он себе. Сапсан понимал, что уговаривает себя, возможно, зря, что ничего он не должен. Никому не должен – именно это он и пытался доказать… Кому? Наверное, в первую очередь самому себе.

Ему говорили, что поступать подобным образом не стоит. Он знал, что создан совсем для другого. Мог ли он позволить себе жить жизнью обычного человека? Просто жить, будучи самим собой?

Нужно открыть глаза и посмотреть – ответ где-то рядом, не дальше трех-четырех метров.

Самое странное, он ничего не чувствовал. Ни горечи, ни сожаления. Это пугало больше всего, это рождало внутри ярость и желание уничтожать все, что попадалось на глаза.

Сапсан знал, такова его природа, знал, для чего так нужно. Но ведь он общался с людьми, видел, как живут они… Как? Все-таки грела мысль о том, что он свободен от предрассудков, которые владеют душой человека, что он сильнее их не только физически, но и морально, не зная страданий, не ведая рефлексий. Не хотелось признаваться, но – грела. Только он не хотел всего этого, он жаждал страдать и радоваться, а не лежать здесь, на мокром ковре, опасаясь открыть глаза.

Он опасался не собственных чувств, нет – в груди у него ничего не екнет, можете быть уверены. Просто Сапсан понимал, что, если то, что он увидит, соответствует предположениям, ему придется распрощаться со свободой. С мечтой стать человеком.

«Открой глаза, – сказал он себе. – Ты ведь даже не волнуешься, зачем-то вбил себе в голову, что боишься открыть глаза, как настоящий человек». Но ведь он и есть настоящий! Или нет? Или он только мечтает стать настоящим?

Нужно оставить эти мысли. Тоже Пиноккио нашелся. Собственно, и на роль Пиноккио Сапсан не годился: может врать, сколько захочет, нос не вырастет.

Очередная программа завершилась два месяца назад. Такое с Сапсаном случалось впервые – он не знал, что делать после окончания операции. Никто не пришел за ним, сам он не чувствовал зова активатора и не знал, куда податься. Полная свобода действий. Полная сумятица и неразбериха в голове.