Бывший надзиратель, закусив нижнюю губу и наморщив лоб, водил глазами по карте, что-то прикидывая в уме. Наконец он прочертил пальцем грязную полосу на экране коммуникатора и, ткнув в выбранное им место, сообщил:
– Пожалуй, это она.
Эмоции, окончательно понял Куцев, не прерогатива этого человека. Таким тоном, каким произнес фразу Моралес, можно было бы обсуждать достоинства качества йогурта, выданного за завтраком: «Пожалуй, сегодня подавали нужный сорт йогурта», – а не дорогу, которая, возможно, спасет им жизнь.
– Мартин, сориентируйтесь на местности. Али – займись завтраком. Виктор – разбери оружие и распредели вещи, – Мустафа снова занял руководящий пост.
Под корнями засуетился связанный Гамми. Кляп все так же не давал ему права голоса.
– Чего хочет
«Нет, Мустафа определенно очень изменился. Здесь, в Африке? Или это случилось давно, только в нормальной жизни в глаза не бросалось?» – подумал Куцев и подошел к заключенному, чтобы освободить его от кляпа.
И снова вернулось странное навязчивое чувство, что их с Мустафой встречу в Ланданабадском пабе четыре года назад кто-то подстроил. Не к добру это – каждый раз, как начинала обостряться непонятная паранойя, следовал приступ. Синдин, мать его, убийца и обольститель. Тело помнит его, разум – понимающий и не желающий его знать – пытается сдаться, хочет проиграть. И только воля…
Виктор лихорадочно растер лицо. Щеки немного занемели, но в целом пока можно было терпеть. Одна надежда – на волю. И на болеутоляющее, на те таблеточки с резиновым привкусом.
Холодный пот прошиб Виктора – а вдруг забыл?! Он резко содрал со спины рюкзак, который, казалось, уже к ней приклеился, расстегнул молнию и пошарил внутри рукой. Вот он, небольшой тюбик. Ладонь с благоговением погладила прохладную поверхность. Не время еще, не сейчас.
Рюкзак Куцев положил на переплетение ветвей – незачем таскать тяжесть на привале. Память подсказывала о чем-то еще, о какой-то вещи в рюкзаке, но она не была важна. Хотя нет – он ведь положил туда фотографию родителей! Снова взвизгнула молния. Рамка на месте, стекло не разбилось.
– Не нужно тратить консервы, – шепелявя пересохшими языком и губами, сказал Гамми, когда Куцев вытащил из его рта тряпку. – Здесь полно еды.
– Где? – не понял его Виктор.
– Здесь. Вокруг. Посмотрите – здесь живности хватит, чтобы прокормить полк.
Куцев оглянулся, рассматривая заросли пристальней. Действительно, чуть не под каждой веткой сидел если не краб, то какая-то маленькая рыбка, смешно подпрыгивающая в грязи. А уж насекомых здесь… Нет, насекомых он есть не будет. Во всяком случае, пока. Не оголодали они настолько.
«Но Гамми и Моралес прожили на острове, почти в пустыне, два года, – подумал он. – Наверное, им и не такое приходилось есть».
А ведь Гамми безусловно поднаторел в поисках подножного корма. Если суждено застрять в этих диких зарослях надолго, цены ему в вопросах добычи пропитания не будет.
Куцев аккуратно развязал – веревка могла понадобиться еще – путы, стягивающие руки и ноги заключенного. «Бывшего заключенного», – решил он. Они оба теперь здесь с ограниченной свободой.
– Иди, помогай Али, – сказал Виктор Гамми. – Тебя как зовут?
– Гамми.
– Это имя?
Седовласый человек улыбнулся. «А ведь ему не так много лет, – подумал Куцев, рассматривая довольно молодое, почти без морщин, лицо, обрамленное нечесаной копной седых волос. – Лет тридцать пять – тридцать семь. Не больше. Мой ровесник».
– Нет, это прозвище. Я на детской студии редактором работал. А имя… Сергей меня зовут.
– Виктор, – представился Куцев и протянул руку. Гамми серьезно пожал ее.
Куцев не понял связи между детской студией и кличкой Сергея, но подумал о том, как странно может повернуться судьба: человек из благополучного мира, с до безобразия мирной профессией и – заключенный «Африки». Где бы был он сам, если бы не та встреча с Мустафой?
Опять!
– Иди, помогай Али, – повторил Куцев и полез в рюкзак за обезболивающим.
17. Восемь дней назад. Пригород Пекина
Два человека всматривались в большой голографический экран, лежащий горизонтально, словно стол, изучая что-то в переплетениях объемного узора. Один из них – довольно молодой, невысокий и худой, – покусывая ноготь на указательном пальце правой руки, с интересом водил левой по картинке, замеряя и прикидывая расстояния. Второй – много старше, грузноватый – стоял немного поодаль, заложив руки за спину и смотря на голоэкран с некоторой долей самодовольства: то, что отображалось, было его заслугой.
– Вы думаете, это он? – наконец нарушил молчание молодой.
– Мы не уверены, – ответил второй. – Но все факты указывают на то, что больше некому.
Молодой улыбнулся. В его улыбке без труда можно было разглядеть нечто хищное. Он словно бы предвкушал некий пир, на котором врагу предстояло выступить в качестве основного блюда.
– Но как вы его нашли?! – удивился молодой. – Я потрясен вашей прозорливостью, товарищ Фа!