Соколиная охота

Несмотря на сломанную ногу, от девицы просто веяло здоровьем и жизненной силой. Кожа у нее была гладкая, зубы белые без всякого «Орбита», густые темные волосы наспех сколоты узлом. От вздоха грудь ее приподнялась, и Надежда вспомнила монолог артистки Дорониной из одного старого фильма:

«У меня был медальон. Так он у меня не висел, он лежал горизонтально…»

Медальона у девицы не было, но в том, что он может лежать на такой груди горизонтально, можно было не сомневаться. Одним словом, от новой соседки по палате распространялась такая естественная, природная сексапильность, что в палате сразу стало ощутимо теснее.

Сырникова, разглядев девицу, издала разъяренное шипение, но пока промолчала.

Весь день в их палату совершалось нашествие мужчин.

Поглядеть на девицу — ее звали Любой — шли все: студенты и ординаторы, практиканты и хирурги из соседнего отделения, солидные немолодые врачи с курсов повышения квалификации, анестезиолог Алексей Федорович и даже больничный кот Скальпель.

Любка валялась на кровати в распахнутом халате, непрерывно что-то жевала и улыбалась всем визитерам одинаковой белозубой улыбкой.

К концу дня Надежда всерьез начала опасаться за здоровье Сырниковой, потому что та зеленела на глазах. К вечеру, когда в палате стало посвободнее, разразился скандал.

— И чего это тебя к нам подселили, — шипела Сырникова, — что ты за птица такая?

— Потому что мне нужен покой, — невозмутимо ответила Любка, — а там палата — десять человек, кто храпит, кто во сне кричит, ночью спать мешают.

— Относительно храпа, — вполголоса заметила Надежда и показала глазами на Поросенке, — не удивляйся ночью.

— Мне, может, тоже покой нужен, — не унималась Сырникова, — а теперь, по твоей милости, я у двери на сквозняке лежу! Вот напишу завтра главному заявление — тебя вообще в коридор выселят!

— Ага, разбежалась, — насмешливо проговорила Любка, — как бы тебе самой в сортире не оказаться. Юрику только попросить — они все сделают.

— И кто же такой Юрик? — полюбопытствовала Поросенке.

— Хахаль мой! — ничуть не смутившись, ответила Любка и показала маленький мобильный телефон. — Сказал: если что не так — сразу звонить ему, он завтра приедет, разберется. Вот, кстати, нужно сообщить, что в другую палату меня перевели.

Она набрала номер и пропела в трубку:

— Майора Голубца попросите, пожалуйста! Ах, домой ушел? Нет, ничего не передавайте, я завтра позвоню.

— Что ж ты ему домой не перезвонишь? — ехидно спросила Сырникова.

— Домой нельзя, — простодушно ответила Любка, — у него дома жена и теща…

— Ах, вот как? Ты, значит, у него в любовницах состоишь?

— А вам-то что? — хором удивились Надежда с Любкой.

— А то, что всякая шалава будет меня к двери двигать! — заорала Сырникова.

— Иди ты в задницу! — спокойно ответила Любка и полезла в тумбочку за шоколадным печеньем.

Сырникова по указанному адресу не пошла, но примолкла, и инцидент на некоторое время был исчерпан.

Поздно ночью Надежда привычно проснулась от храпа Поросенке. Любка сидела на кровати в одной тонкой рубашке, чуть не лопающейся на груди, и тосковала.

— Она так постоянно? — шепотом произнесла Любка, хотя можно было орать, как в лесу — все заглушал мощный храп, по тембру напоминавший рокот мотора военного вертолета.

— Как тебе сказать… — задумалась Надежда. — Иногда повернется на бок и замолчит.

— Ужас какой! И зачем меня сюда перевели?

— Ее скоро выпишут, — утешила Надежда.

— Черт, спать расхотелось, — протянула Любка. — Пойдемте, Надежда Николаевна, покурим, что ли…

— Курить нельзя, — вздохнула Надежда, — и спиртного нельзя, а то перелом не срастется.

— А мы никому не скажем, — предложила Любка.

Убежденная такой необычной логикой, Надежда немедленно согласилась. Они поднялись, накинули халаты и пошли по коридору, поддерживая друг друга, потому что ноги у обеих были в гипсе: у Любки — левая, а у Надежды — правая.

— Пара хромых, запряженных зарею… — ворчала Надежда на ходу. — Ну и зрелище мы с тобой представляем!

Они чудно поболтали за сигареткой, Любка рассказала, что приехала год назад с Западной Украины. Там нет работы и русских, как и везде, кроме России, не больно-то любят. Жил с ней один начальник, но жена у него попалась уж больно несговорчивая, прямо ведьма. Грозилась Любке в лицо кислотой плеснуть.

Любка не захотела рисковать, собрала чемодан, да и дала деру. А здесь у нее никого нет, так что пришлось вначале к черному в ларек сесть. После уж нашла работу в магазине парфюмерном, но там тоже у директора жена сердитая попалась, вопрос ребром поставила: или Любка увольняется, или она свою долю магазина продает — они с мужем совладельцами были. Только Любка приуныла, как тут кстати магазин ограбили.

Так они с Юриком познакомились.

— Кто он, этот твой Юрик?

— Майор милиции, он как раз по вызову приезжал.

Юрик меня из того магазина забрал, квартиру мне снимает, с работой обещал помочь, заботится, в общем…

— Ну и ладно, — примирительно сказала Надежда, — раз заботится. А как же ты сюда-то попала?

— Долго рассказывать. — Любка зевнула во весь рот. — Как-нибудь в другой раз расскажу.

* * *