Соколиная семья

- Да, на Берлин, - подтвердил Илья Чумбарев. - Теперь будет легче.

- Почему? - спросил Александр Денисов.

- Румыния объявила войну Германии - раз. - Илья начал загибать пальцы. Финляндия уже теперь не воюет против нас - два. С Болгарией начались переговоры о перемирии - три. А там, гляди, и Венгрия одумается, поймет, что к чему.

- Это логично, - согласился Денисов.

- Дальше, - продолжал Чумбарев. - Дивизия наша удостоена ордена Красного Знамени, многие из нас тоже получили боевые награды, повышены в должности и звании...

- На себя намекаешь? - усмехнулся Александр.

- Зачем же делать исключение? - возразил Илья. - И ты стал командиром звена, и Кобылецкому присвоено звание гвардии майор, и механик Терентьев теперь в старших сержантах ходит... Как думаешь, повышает все это боеспособность? Повышает.

- Кобылецкого переводят в пятьдесят третий гвардейский, - вступил в разговор заместитель начальника штаба Ганзеев, тоже недавно ставший майором.

- Кем? - почти одновременно спросили мы,

- Заместителем командира полка. И не только он уходит, - вздохнул Петр Денисович, - но и еще кое-кто.

- Вот тебе и повышение боеготовности, - развел руками Денисов. - И еще надо учесть, что молодняка многовато у нас. С кем летать? Старички-то убывают...

И мы поняли, что он в эту минуту вспомнил о младшем лейтенанте Гагине, погибшем в одном из воздушных боев над польской землей. Правда, он не был стариком, но все же старше тех, что пришли теперь в полк.

- Веселее, веселее, друзья! - подбодрил нас Балюк и повторил стихи, которые читал Денисов:

За Вислой, городом Варшавой

Идет дорога на Берлин.

- Пойдем-ка, Яков, в штаб. Запишу новый орден в личное дело, - сказал Ганзеев и посмотрел на меня как-то хитро, с веселым прищуром.

- Что так смотришь, шрамы, что ли, считаешь на лбу? - спросил я.

- Шрамы давно, Яша, изучены. Смотрю, как ты преобразишься, прочитав одну бумагу. - Майор шутливо погрозил: - Только никому об этом ни слова. По-дружески сообщаю секрет, чтобы веселее воевалось.

Мы пришли в штабную землянку, и Ганзеев достал из стола какой-то документ. Я начал читать:

Гвардии старший лейтенант Михайлик Яков Данилович является подлинным мастером воздушного боя. Во всех проведенных им схватках с истребителями и бомбардировщиками противника проявил исключительную отвагу, героизм, присущие русскому солдату, сражающемуся за Родину...

Высокие слова о самом себе смутили меня. Скользнув взглядом на концовку документа: Достоин присвоения звания Героя Советского Союза, я поблагодарил Ганзеева и вышел из землянки.

Через час мы вылетели на свободную охоту за вражескими самолетами, которых становилось в небе все меньше.

- Выдыхается немецкая авиация, - проговорил после вылета один из самых молодых летчиков - Саша Талов.

Нет слов, вражеская авиация стала теперь уже не та, что прежде, но нам еще предстояли встречи с реактивными самолетами Мессершмитт-262.

Не делали поспешных выводов и те, кто неустанно улучшал качество авиационной техники и вооружения. И мы были благодарны самоотверженным рабочим, техникам, инженерам и ученым, вместе со всеми советскими людьми разделяли радость, когда Указами Президиума Верховного Совета СССР от 5 августа и 2 ноября 1944 года за образцовое выполнение заданий партии и правительства были достойно награждены вооруженцы, приборостроители, опытно-конструкторские бюро и конструкторы самолетов - Герои Социалистического Труда С. А. Лавочкин, А. С. Яковлев, С. В. Ильюшин и А. Н. Туполев.

Ни у одной из воюющих стран не было самолетов лучше наших илов, яков и лагов. Ими были довольны не только мы, но также французские, польские, чехословацкие, югославские, болгарские летчики. Многие из союзнических офицеров ВВС сражались с врагом, не щадя жизни, и заслуженно стали кавалерами боевых советских орденов. Некоторые летчики французского полка Нормандия в ноябре 1944 года были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Одним из проявлений постоянной заботы о летчиках-фронтовиках был приказ командующего ВВС Красной Армии, в котором говорилось о необходимости применения воздушного тарана лишь в исключительных случаях, как крайней меры. Беседуя на эту тему с молодыми однополчанами, гвардии лейтенант Чумбарев, таранивший в небе Сталинграда вражеский самолет, рассказал о том, что в трудное время применение таранного удара было массовым явлением в нашей авиации, особенно истребительной.

Тогда Илья привел около десятка примеров, назвал имена Талалихина, Катрича, Жукова, Здоровцева, Харитонова, Полякова и других героев. Теперь мы знаем, что в годы Великой Отечественной войны советские летчики совершили более 200 таранов, 17 человек применили этот тактический прием дважды, А. Хлобыстов - трижды, Б. Ковзан - четырежды. Таран был оружием исключительно грозным, смертельным для врага, и потому, естественно, немецкие летчики так боялись его.