За три дня эскадрилья С. Ф. Андреева сбила семь самолетов противника. У нас тоже были потери. Не вернулся с боевого задания командир звена старшина Марченко. Смертью храбрых погибли в неравном воздушном бою два сержанта. Ранен Линенко.
После сильных воздушных боев в полку осталась часть руководящего состава да несколько летчиков. А спустя несколько дней командир дивизии А. В. Утин приказал перевести меня и сержанта Василия Лимаренко в 237-й истребительный авиаполк, которым командовал майор Александр Борисович Исаев. Остальной личный состав нашей части перебазировался на камышинский аэродром.
Старший лейтенант Андреев тоже попросился к майору Исаеву, своему давнему знакомому, но Лесков возражал:
— А я с кем останусь? Нет, не могу, Степан Филиппович.
— Мне кажется, вы без особых затруднений обойдетесь без меня, — настаивал Андреев.
— Без особых? Попробуй найди сейчас командира эскадрильи. Все рвутся в бой. А кто будет вводить новое поколение в строй? У меня и так забрали двух настоящих воздушных бойцов. Ты думаешь, я бы отдал их, если бы не приказ командира дивизии? Ни за что. Давайте-ка готовиться к перебазированию, Степан Филиппович.
Так Андреев и не уговорил командира полка, чтобы тот отпустил его в соседнюю часть. Ходатайство самого майора Исаева перед командиром дивизии А. В. Утиным тоже осталось безрезультатным.
— Ну ничего, — сам себя утешил старший лейтенант, — все равно воевать будем рядом, против общего врага.
Над Волгой — сполохи войны
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Прибыв в 237-й истребительный авиационный полк, мы I довольно быстро познакомились с новыми боевыми друзьями, прежде всего с командиром эскадрильи старшим лейтенантом Иваном Федоровичем Балюком, сержантами Геннадием Васильевичем Шерстневым, Ильей Михайловичем Чумбаревым, Николаем Ивановичем Крючковым, Александром Ивановичем Денисовым и другими летчиками. Штурманскую службу возглавлял майор Ч. К. Бенделиани, инженерную — военный инженер 3 ранга И. Б. Кобер. Штабом руководил подполковник А. В. Верещагин, а комиссаром полка был батальонный комиссар Е. А. Норец. Среди однополчан многие имели богатый опыт воздушных боев и заслуженные награды.
Разместились мы в одном из отделений совхоза Сталинградский, но не всегда ходили туда, а коротали ночи вблизи аэродрома, на свежей копне душистой соломы. Вот и сегодня Василий Лимаренко и я не пошли в совхоз: приятнее спать под открытым небом. Да и самолеты наши и КП — на случай тревоги — рядом.
В ночном небе ни облачка. Над прохладной сентябрьской землей зажглись яркие звезды.
— Яш, а Яш, — шепчет Василий Лимаренко, — звезды-то какие!
Я молчу, гляжу на далекие лучистые миры, заполонившие вселенную. Звезды… Они одинаково светят всем и совершенно равнодушны к добру и злу, к храброму и трусу, ко всем и всему, что творится на нашей планете. А человек неравнодушен к ним, звездам. Им безразлично, живу я или нет, а мне вовсе это не безразлично. У меня страстное желание видеть звезды над собой до самой старости. И очень не хочется, чтобы они померкли на двадцатом году моей жизни. Кроме того, я не могу допустить мысли, чтобы звезды померкли в милых очах дивчины с Днепра, в глазенках того малютки, чья колыбель осталась в отведенной нам крестьянской хате, в мудрых глазах столетнего аксакала, в глазах всех, кто представляет на земле мой народ. А фашисты считают, что звезды должны светить только им. И поэтому я буду драться до последней искорки сознания, сражаться за звезды для себя и для…
— Спишь, что ли, Яша? — спрашивает Лимаренко, перебивая мои мысли.
— Думаю.
— О чем?
— О звездах…
И я рассказываю товарищу о своих думах. На фронте такого не стесняются: может, уже завтра не станет того, кто открывает свое сердце, или того, кто слушает это откровение.
— М-мда, — по-своему, реагирует Василий, — немного отдает романтикой, но в принципе верно… А знаешь?.. — Он резко приподымается, шурша соломой. Может, потому и высший знак отличия у нас — Золотая Звезда? Человек отличился в борьбе за звезды для всех хороших людей — и получает ее на грудь!
Мы умолкаем, захваченные новыми мыслями, вызванными этим неожиданным сопоставлением.
— А помнишь стихи Лермонтова? — возобновляет разговор мой сосед. Ему не спится, как и мне. — И звезда с звездою говорит… — декламирует он. — И музыка на эти стихи есть.
— Помню, Вася, — и тут же добавляю: — А нынче звезды дерутся с уродливыми свастиками…