Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

Вот только перо за пазухой ободряло и даже согревало, а Баська продолжал двигаться вперед, словно ничего не замечая. Ева приказала себе не паниковать, поборола искушение оглянуться и лишь прибавила шаг, насколько это возможно, выравнивая дыхание, как ее учили отец и певунья-Василиса. Четыре шага — выдох, потом быстрый вдох носом, затем снова долгий протяжный выдох, чтобы избежать головокружения и рези в боку.

Постепенно земля перестала дрожать, ветер стих, мгла рассеялась. Ева перешла на шаг, понимая, что это испытание она прошла. Ей казалось, что мытарства продолжались не менее суток, и она безвозвратно опоздала и разминулась с Ксюшей, которая обещала ждать у первой заставы около полудня. Однако выглянувшее из-за туч солнце непостижимым образом оказалось едва ли не там, где Ева видела его в последний раз, и до зенита еще не добралось. Ева снова подумала о временной петле.

Ну и пусть. Зато можно передохнуть. Она позволила себе присесть на поваленное дерево, благо Баська не возражал и клянчил сухари, и немного перевести дух, отирая с лица пот и подкрепляя силы. Может быть, не все так плохо, и на что-то она и сгодится? Но сначала надо пройти заставы.

О приближении первой из них возвестили грязная ругань сторожей и отвратительная вонь, в которой сера и испарения реки Смородины казались нежными ароматами. Трудно сказать, откуда именно исходил запах. Шел ли он их сторожевого помещения, выглядевшего как архаичная изба мертвых, высоко вознесенная на закопченных сваях в окружении частокола с потемневшими воротами, перегородившими лесную тропу. Или его распространяли сами сторожа, хоть и облаченные в кольчуги и доспехи, надетые поверх давно истлевшего тряпья, но выглядевшие настолько омерзительно, что закрадывалось сомнение в том, что они хоть когда-нибудь принадлежали к человеческому роду. Да и к животным тоже.

Во всяком случае, густо заросшие невозможно грязными бородами безобразные клыкастые хари, ибо лицами или даже мордами то, что находилось под шлемами, язык назвать не поворачивался, не соотносились ни с каким известным видом, взяв от разных существ самые отвратительные черты. У одного жабьи глаза навыкате сочетались с узкой острой физиономией, напоминающей морду хорька. Вытянутый толстый нос другого придавал ему сходство с гамадрилом. Третий имел один глаз и ороговевшие черепашьи пластины вместо лица. Четвертый нос и верхнюю челюсть вообще потерял, зато из нижней зубы торчали в несколько рядов, точно у акулы. Встречаться с такими не хотелось даже в кошмарном сне.

Хорошо, что стараниями смекалистого Баськи Ева подошла с наветренной стороны и стояла в надежном укрытии, хотя при этом и достаточно близко к заставе, чтобы после ухода сторожей сразу пройти, если, конечно, они вообще откроют ворота. Другого пути, кажется, не существовало. Застава располагалась в лесу и надежно сторожила выстеленную бревнами единственную тропинку через топь.

Пока, несмотря на откровенно неряшливый вид, дозорные, занявшие место на расположенной возле избы сторожевой вышке, бдительности не теряли и только переругивались, костеря хозяйку, которая велела с дороги глаз не сводить, а заодно и Еву.

— И ведь не лень же в такую даль за полудохлым задротом переться! — почесывая немытой пятерней в затылке, рассуждал «хорек». — Можно подумать, на свете мужиков мало.

— А с чего этот задрот нашей хозяйке сдался? — возражал ему «гамадрил». — Значит, есть у него что-то, чего у нас нет!

— Да с чего бы это? — повел рылом хорек. — Просто эта девка настоящих мужиков не видела.

— Так пусть приходит! — плотоядно облизнулся одноглазый, заставив Еву содрогнуться от омерзения. — Мы ей покажем, что у ее хахаля есть, и даже чего у него нет.

— Разговорчики! — строго оборвал их безносый, свирепо выпячивая нижнюю челюсть. — Давно плетки не видывали? Мне, может быть, Скипера позвать?

Стражники притихли. Похоже, бычару-телохранителя боялись даже они.

Какое-то время дозорные стояли молча, внимательно глядя по сторонам и принюхиваясь. Скрытая густыми еловыми ветвями Ева про себя только радовалась тому, что ветер дует от них, хотя от доносящегося с заставы зловония съеденные во время отдыха сухари настойчиво просились наружу. Так и отравиться недолго.

Внезапно одноглазый, который оказался самым зорким, подался вперед.

— Глядите, братва!

— Где? — закрутили головами остальные.

Ева тоже повернулась в ту сторону, куда указывал стражник.

По лесной тропе вразвалочку бежала симпатичная упитанная свинка, чью розовую, нежную кожу покрывала золотая щетина. С загривка наподобие бантиков свешивались синие дреды. Подбежав к стоявшему неподалеку от заставы неведомо как выросшему на кислой болотистой почве наполовину засохшему дубу, она с довольным хрюканьем принялась усердно рыть землю, отыскивая желуди.

Хотя Ева вся подобралась, готовая в любой миг рвануться вперед, она оценила артистизм подруги. Ксюше явно следовало поступать на актерский. Вот это называется перевоплощение.

— Что это? — недоуменно повел носом гамадрил.

— Золото! — уверенно припечатал одноглазый.