Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

О чем она вообще думала, пробираясь сюда? Кем себя возомнила? В какую бесполезную авантюру ввязалась. Вообразила себя если не спасительницей мира, то сказочной героиней, способной разрушить дурной морок. И вот теперь, когда пришла пора действовать, она сидит в углу у печки, как куль, сжимая рюкзак, в котором есть еще немало полезных предметов, но нет лекарства от страха, вернее, от самой себя!

— Вот так-то лучше! — удовлетворенно прошипела Елань. — Жаль, глазки пока нельзя выклевать. А вот причесочку я тебе, пожалуй, подправлю! Всегда завидовала твоим волосам! Мне, да и другим девчонкам приходилось прибегать к куче ухищрений, а эта по волосам щеткой провела — и уже красотка!

Трудно сказать, когда и как у кикиморы в лапе оказались ножницы. То ли их подали забившиеся под стол Мшара с Няшей, то ли Елань их притянула силой магии, то ли просто сняла с полки. Но когда к Евиным ногам с лязгом упали первые пряди, а острые лезвия щелкнули у самого лица, грозя отхватить целый пучок с макушки, да еще и пол-уха, внутри словно что-то щелкнуло. Или это опять хрустнул проклятый ледяной хитиновый покров?

Да сколько можно терпеть откровенное глумление? Что эта нежить болотная себе вообразила? Ева ей не кукла и не послушная овца. У нее в запасе еще есть волшебные травы и заветное перо. Пока не явилась Карина, игра еще не кончена!

И в этот миг что-то горячее и большое согрело грудь, разгоняя кровь по жилам, но не обжигая. Не совсем соображая, что делает, Ева сунула руку за пазуху и достала оттуда не перо, а сияющий меч. Тот самый, о котором говорила Белая волчица.

Оцепенение спало как дурной сон. Хитиновый панцирь разлетелся ледяными осколками, Ева поудобнее перехватила рукоять, выстраивая защиту, и перешла в наступление. Куда-то за печку отправились подхваченные на лезвие докучные ножницы. Елань еле успела отдернуть лапу. Ева с наслаждением распрямилась и, закидывая за спину рюкзак, приставила пылавшее и рассыпавшее искры, точно раскаленная сталь, острие к горлу кикиморы.

— Ты сейчас же отведешь меня к Филиппу, и только попробуй сплутовать! Церемониться не стану! — решительно проговорила она, выразительно поигрывая мечом возле лица мигом сникшей и принявшей почти человеческий облик Елани и не забывая про двух других кикимор.

Впрочем, Няша и Мшара как нырнули под стол, так и не собирались оттуда вылезать, полагая, что это самое безопасное в тереме место. Елань попыталась дернуться и то ли сбежать, то ли позвать на помощь, но одна-единственная искра, упавшая с клинка и прожегшая ее кожу едва ли не насквозь, сделала ее сговорчивой.

Ева следила за каждым ее движением, освещая дорогу мечом и надеясь, что Карине и Скиперу все-таки понадобится какое-то время, чтобы вернуться. В крови вместе с пламенем горел шальной азарт. Она понимала, что ей выпал тот самый единственный шанс, который необходимо использовать.

Как только Елань отперла дверь камеры Филиппа, Ева втолкнула кикимору в соседнее помещение и, задвинув засов, поспешила к простертому ничком на соломе пленнику, понимая, что времени у нее в обрез. Впрочем, на этот раз все произошло невероятно быстро. Едва свет от превратившегося в меч пера упал на затылок Филиппа, под спутанными волосами обозначился пульсирующий черной кровью, истекавший по краям гноем и слизью сгусток концентрированной тьмы.

Каким образом Ева столько времени не могла его разглядеть? Впрочем, самобичевание стоило отложить на потом. Сейчас пришла пора действовать, исполнив то, для чего она проделала этот трудный путь. Едва рука прикоснулась к осколку, тот поддался и сразу вышел, исторгнув из груди Филипп вздох облегчения.

Повинуясь какому-то наитию, Ева бросила осколок на пол и с силой рубанула по нему мечом. Раздался женский крик, исполненный гнева, удивления и боли. В глубине темного зловещего зазеркалья мелькнуло окровавленное лицо Карины. Осколок сначала распался, потом испарился. И вместе с ним погас меч, и исчезло перо. Но это уже не имело значения. На свою спасительницу, удивленно проводя все еще скованной рукой по затылку, смотрел Филипп.

— Ева? Милая! Это действительно ты?

Почувствовав, что ноги опять не желают ее держать, Ева опустилась на солому рядом с возлюбленным, мгновенно оказавшись в его объятьях и припадая к губам поцелуем. Сегодня Филипп, конечно, ответил.

Сколько она ждала этого момента? Неделю? Две? Три? Сколько вообще времени прошло в людском мире? Как долго продолжался ее путь? Ей казалось, что прошла целая вечность. Окруженные многодневной щетиной губы безбожно кололись и имели соленый, терпкий вкус, который усиливали лившиеся из ее глаз слезы. Но для нее не существовало в целом мире ничего слаще этих губ.

— Как ты здесь оказалась? — не без труда отстранившись, проговорил Филипп, еще раз рассматривая любимую, проводя рукой по ее исцарапанному лицу и всклокоченным волосам, и убеждаясь, что перед ним не очередная подделка. — Уходи немедленно! Карина ждет тебя и хочет устроить нам западню.