Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ)

— Очень мне надо, — хмыкнула Ксюша, застегивая браслет с шипами. — Я ему только подкинула идею насчет португальского языка, а тут эти зумерки с песней кстати подвалили. Явно, что сами на что-то рассчитывали. Хочу глянуть на их фейсы, когда поймут, что им нечего ловить.

— Да я тоже ничего особо не ловлю, — смутилась Ева. — Мы же пока только договорились разучить песню.

— И будете зашкварнее самых кринжевых дебилоидов, если на этом и остановитесь. Думаешь, я не замечаю, как он пожирает тебя глазами, когда ты смотришь в другую сторону. А ты вчера после разговора с ним вообще чуть не рипнулась: то ли от страха, то ли от восторга. И не надо ля-ля про солнечный удар.

Ева хотела возразить, но тут в дверь постучали.

Филипп, похоже, тоже готовился к встрече и даже слегка нервничал. Хотя свежую царапину от бритвы на щеке Ева списала на спешку. Помимо записи, распечаток текста, перевода и транскрипции, Филипп принес выпечку: любимые всем лагерем тети Галины ватрушки с пылу с жару и пирог с повидлом, сделанный явно на заказ. Ева попыталась что-то заикнуться про диету, но Ксюша решительно поставила чайник и накрыла тумбочку салфеткой.

Ева с легкой завистью подумала о том, что Филиппу с его ростом можно еще хоть десяток килограммов набрать. При хорошо развитых плечевом поясе и грудных мышцах, талию он имел тонкую и джинсы поддерживал широким ремнем с заклепками и пряжкой в виде сокола. Эта же гордая птица красовалась у него на майке, видимо, обыгрывая фамилию.

«Настоящая фигура пловца. Или летуна», — с нескрываемым восхищением подумала Ева.

— Я не очень вас напрягаю? — раскладывая листы и доставая телефон, уточнил Филипп.

— Конечно, девочки из третьего отряда могли бы и напрямую ко мне обратиться, — заметила Ева.

— Но мы можем преподать им урок и прийти на репетицию вместе, — с обезоруживающей улыбкой предложил Филипп.

— Только для этого следует самим разобрать текст, — с видом строгого педагога напомнила Ева.

Филипп с ней согласился, решив для начала включить песню, при первых же звуках которой Ксюша брезгливо скривилась, будто ей на больной зуб с открытым нервом налили сладкий сироп.

— Как вы такой зашвар вообще можете слушать? — страдальчески спросила она. — У меня от приторности сейчас все во всех местах слипнется!

— А я под такое все детство танцевал и даже призы на соревнованиях брал, — как ни в чем не бывало сообщил Филипп.

— Да ладно троллить! — возмутилась Ксюша, с недоверием глядя на старого приятеля, которого знала как убежденного металлиста.

— Я до шестого класса бальными танцами занимался, пока не перешел в секцию плавания, — пожал плечами Филипп. — Латиноамериканская номинация мне давалась лучше всего. Благо текст произносить не требовалось. С языками я мучился всю жизнь.

— Сказал прогер, поступивший в один из лучших вузов страны по олимпиаде, — ехидно прыснула Ксюша.

«Еще и олимпиадник!» — со смесью восторга и уважения отметила Ева, которая за два года участия во Всероссийской дошла только до регионального этапа.

— Так там же не надо сочинение писать, тексты пересказывать, аудирование слушать, — пояснил Филипп. — И за произношение никто оценки не снизит. Сидишь себе кодишь и никаких проблем.

— Так и в произношении нет ничего сложного, надо только правильно его поставить, — заметила Ева, которая при слове «танцы» едва не впала в ступор, поскольку эту тему воспринимала слишком болезненно.

Впрочем, признание Филиппа многое объясняло. По крайней мере, его горделивая осанка и фантастическая пластичность, которая ощущалась в каждом движении и сейчас, уже не казались чем-то сверхъестественным, будучи результатом многолетних тренировок. Да и с фигурой пловца она угадала. Или все-таки еще и летуна, если на минутку поверить в сказку про ясного сокола и заветное перышко? Утреннее происшествие прозрачно на это намекало, вот только происходило все тогда на грани яви и сна.

Пока кипел чайник и настаивалась заварка, Ева прочитала краткий курс португальской фонетики и попыталась поставить произношение. Внятно проговаривала одну строчку за другой, а Филипп честно повторял. Ксюша комментировала и помогала. При этом все трое так хохотали над неудачными попытками передать характерное португальское пришептывание, что, вероятно, разбудили пол-лагеря, если в тихий час кто-то вообще спал.

Ева чувствовала во всем теле такую воздушность, будто парила над землей на прозрачных, кажется, стрекозиных крыльях. Изнуряющий зной, особенно нестерпимый в это время суток у них на втором этаже, казалось, превратился в приятную прохладу или просто не ощущался, поскольку никакая жара не могла сравниться с живым огнем, растекавшимся по жилам, едва она встречалась взглядом с карими соколиными очами Филиппа.

— Португальский похож на испанский, но фонетика у него в большей степени близка французской, — оседлав любимого конька, объясняла Ева.

— Вероятно, именно поэтому Паганель с такой легкостью его выучил, — улыбнулся Филипп, вспомнив к месту героя Жюля Верна.