Соколиный замок

Нора, сидевшая напротив, с извиняющимся выражением улыбнулась мне.

– Дорогой Хью, – вздохнула она, – еще не свыкся с этой ужасной повязкой. Он был таким красивым мальчиком… Затем исчезновение бедной Шейны расстроило его больше, чем мы предполагаем. Они много времени проводили вдвоем, бродили по окрестностям вместе с Фоссом. Они были близкими родственниками, и их объединяла любовь к Соколиному замку.

– Неужели ты всегда должна извиняться за Хью, мама? – сказала Рой. – В конце концов, он взрослый мужчина и отвечает за свои действия, так же как Шейна – взрослая женщина – отвечала за свои.

– Рой, ты всегда говоришь так, будто Хью и Шейна… – Нора оборвала фразу, беспомощно всплеснув руками. – Как будто между ними было нечто большее, чем родственная близость. Меня поражает, когда я слышу, как ты говоришь о них подобным образом, Рой. Это нехорошо, ведь Шейны уже нет в живых. Нельзя плохо говорить о близких нам людях, которые умерли.

– У нас нет уверенности, мама, в том, что она умерла, – возразила Рой, глядя на меня.

– У меня теперь не осталось никаких сомнений, – сказала Нора. – Шейна не стала бы неделю лежать в постели, как бы сильно ни поранила себе голову. Она бы не вытерпела, вскочила бы в ту же минуту, как уехал Вулф. – Нора посмотрела на меня. – Я не хочу сказать ничего плохого, дорогая. Вы кажетесь такой благоразумной девушкой.

– Люди меняются, – упорствовала Рой.

Трула не проронила ни слова, ее кошачьи глаза были опущены, как будто она рассматривала содержимое кофейной чашки. Однако я чувствовала, что она настороженно прислушивается к каждому сказанному слову. Я уверилась в этом секундой позже, когда она заговорила.

– Я чувствую, что сегодня вечером нам пора раскрыть правду о Шейне, – сказала она. – Я назначила сеанс.

Сказав это, Трула оставила нас. Но позднее я снова увидела ее в тот день из-за бархатных штор: она прогуливалась с Хью по мысу.

После завтрака Шейн сразу повел меня в библиотеку, где, по его словам, имелись словари и другие справочники, полезные для успешной работы секретаря. Я оглядела просторную, уставленную тысячами томов комнату и заинтересовалась, как можно из такого количества книг выбрать то, что нужно. Каталога не было, хотя Шейн говорил, что собирается составить его.

В библиотеку можно было попасть из вестибюля, она находилась рядом с большой гостиной. Я поняла, что механизм органа находится в толстой стене между этими двумя комнатами, так как внезапно полились дикие звуки.

– Рой здесь больше нечем заняться, – сказал Шейн.

– Разве у нее нет друзей в Соколином озере? – спросила я.

– Если вы имеете в виду мужскую компанию, то нет. Рой необщительна. Так же как и Хью. Я полагаю, из-за того… – Он не закончил фразу, внезапно улыбнувшись. – Но я предоставлю вам возможность сделать собственное заключение по этому поводу.

В тот день я выбрала для работы компактный университетский словарь, на первой странице которого было написано имя Шейна. Мы перебрались в его комнату и приступили к серьезной работе над книгой.

Комната Шейна О'Нила оказалась типично мужской. Как и в его «мерседесе», в каждом предмете ее декора отражался гордый характер хозяина. Громоздкая, обитая кожей мебель из темного дерева и сами стены, окрашенные в теплый оливковый цвет, свидетельствовали о характере Шейна.

В этой комнате я с небывалой полнотой ощущала незаурядность его личности. Казалось, сама атмосфера была насыщена ею. Все мои сомнения и страхи, как ни странно, улетучились, стоило нам приступить к работе над книгой, и меня вновь захватили романтические судьбы семейства О'Нил.

Увлеченность старого Шейна прошлым стала понятна мне, когда мы погрузились в изучение желтоватых страниц его записок, которые Шейн извлек из сейфа в стене за портретом. Вероятно, это был портрет Шейна, написанный маслом в прошлом веке, или Шейна Гордого.

– Дед, – пояснил Шейн. – После того, как я родился, эту картину называют портретом старого Шейна. Но дед никогда не выглядел старым. Он оставался красивым и гордым до последнего дня.

– Вулф упоминал о том, что он был красивым мужчиной, – заметила я.

– Так Вулф рассказал вам о семье? – Янтарные глаза Шейна пытливо смотрели на меня.

– О некоторых моментах, – уклончиво призналась я. – Он рассказал мне о… распутстве старого Шейна, – закончила я, запнувшись и тут же пожалев, что проявила излишнюю словоохотливость.

– И о слабости моего отца, полагаю, – закончил Шейн.

– Он не рассказывал об этом в подробностях, – ответила я, чувствуя его напряжение и крайне удивляясь тому, как его настроение влияет на меня.

В следующее мгновение глаза Шейна засверкали безумным пламенем, и мне захотелось любой ценой успокоить его.

– Не скажу, что это заинтересовало меня, – возразила я. – Личная жизнь членов семейства О'Нил меня не касается.

Я пристроила словарь на углу письменного стола и, подвинув кресло, раскрыла стенографический блокнот.

– Все это будет в книге, – произнес Шейн. – Когда мы закончим, вы, вероятно, измените свое мнение о том, что все это вас не касается.