Ревущие волны бросались в расщелины скал так мощно, что взрывались столбами пены, рвущимися вверх, и вода белыми водопадами снова спускалась вниз по камням в бурлящее море. Воздух пронизывали крики морских птиц. Чайки сильно напоминали тех, что будили меня по утрам в Белеме своими хриплыми криками, но прочие птицы были самыми необычными, каких я когда-либо в жизни видел — маленькие, чёрно-белые с огромными красными, синими и жёлтыми клювами, занимающими большую часть головы.
Повар с парой матросов бросали за борт сеть с грузилом, пытаясь захватить птиц, безмятежно покачивающихся в кипящих пенных волнах как утки в деревенском пруду.
— На обед, если не побрезгуете, — хмуро произнёс боцман, присоединяясь ко мне у перил. — Впрочем, скоро вы будете ужинать на берегу, и спустя несколько недель на этом острове, станете считать этих тупиков и корабельные галеты пищей богов. — Он рассмеялся, явно наслаждаясь страданиями, ждущими нас, по его мнению, на берегу.
— Неужели вы даже не попытаетесь здесь высадиться? — спросил я, с ужасом всматриваясь в клыкастые скалы и бьющееся о них море.
Боцман взглянул на меня как на идиота.
— Вы лучше молитесь, чтобы мы и близко не подходили к этому острову, не то мы сами станем ужином… для рыб. Нет, капитан направляется в бухту, дальше, за утёсами. Там всего лишь нищая деревня, но капитана вполне устраивает. — Боцман понизил голос. — Он хочет выгрузить кое-какую мелочь. — Боцман постучал по носу и ухмыльнулся.
Уже почти на закате мы вошли в узкий длинный залив и бросили якорь среди скопления чёрных крутых скал, окружавших нас с трёх сторон, словно готовясь в любую минуту схватить и раздавить нас своими длинными костлявыми лапами.
Хотя берега по бокам бухты были тоже неровными и в острых камнях, но всё же не настолько, чтобы о них порезаться в клочья. Высокие скалы совершенно укрывали и лежащую за ними землю и, я полагаю, корабль от взгляда с земли на море, если только не взобраться прямо на край утёса.
Я очень сомневался, что хоть кто-нибудь жил на этих Богом забытых каменных глыбах. Однако кто-то там был. С самой вершины утёса спустилась небольшая полоска белой парусины и забилась на ветру о камень. Если бы не искать её там — легко можно было бы принять за чайку. Но, видимо, капитан ожидал этого знака. Он пообещал золотую монету тому, кто первым заметит сигнал, отчего у любого матроса чудесным образом обостряется зрение.
Рубиново-красное солнце опустилось в море, окрасив воду в цвет сочащейся из тела крови. Потом, на фоне слепящего света, из-за мыса показались контуры двух маленьких рыбачьих лодок, направлявшихся прямо к нам. Подойдя ближе, они забросили на корабль верёвки и оставались рядом, пока матросы выгружали в них тюки, бочки и ящики, а из них подняли несколько больших связок сушёной трески и увесистый кошелёк, который капитан тут же забрал себе для подсчёта.
Я ухмыльнулся, представив, как затряслись бы многочисленные подбородки доньи Флавии, будь она свидетельницей такого бесчестного поступка. Старая китиха, должно быть, порвала бы корсет от возмущения. Я почти сожалел, что её здесь нет.
К тому времени, как лодки отошли, совсем стемнело, и мы остались на ночь на якорной стоянке. Слишком опасно вести корабль среди этих убийственных скал в темноте.
Я пытался остаться наедине с Изабеллой, но она пожелала есть вместе со всеми за столом, и от тех двоих стало уже невозможно избавиться. Похоже, каждый из нас старался заполучить её для себя, однако, никто в этом не преуспел.
На рассвете мы подняли якорь и плыли больше половины дня, прежде чем войти, наконец, в небольшую гавань в широком устье реки на плоской равнине.
Едва моряки закрепили швартовые канаты, как шестеро мужчин перебрались через поручни и спрыгнули на палубу, не дожидаясь позволения капитана. Я на мгновение испугался, что нас берут на абордаж пираты, но глядя на обменивающихся ухмылками моряков, сообразил, что они этого и ожидали.
Пришельцы стояли на палубе спина к спине, образовав маленький круг, крепко сжимая в руках толстые палки. Оборванные угрюмые парни, однако, высокие и довольно привлекательные. У всех были светло-каштановые волосы, одного цвета серые глаза, и я предположил, что они по меньшей мере кузены, если не братья.
На шаткой деревянной пристани собрались несколько зевак, скорее от того, что им нечем больше заняться, чем из интереса к нашему прибытию.
Несколько мгновений матросы и исландцы молча смотрели друг на друга, как будто каждая сторона ждала, когда другая сделает первый шаг. Потом через маленький круг пробился невысокий человек. Он был настолько меньше исландцев, что я не заметил, как он вместе с ними поднялся на борт.