Соколы Троцкого

В академии не было ни одного преподавателя, отличившегося во время революции. Весь штат состоял из бывших генералов императорской армии, знаменитых, награжденных, нередко известных за пределами своего профессионального круга. В их числе были братья Новицкие, автор нескольких крупных работ по стратегии Незнамов, бывший министр Временного правительства Верховский, ветеран русско-японской войны Мартынов, создатель фортификационных сооружений Порт-Артура Величко, известный как «злой гений Куропаткина», видный специалист по тактике кавалерии Гатовский, блестящий теоретик и историк военного искусства Свечин.

В водовороте чрезвычайных и иногда непостижимых событий эти люди воспринимали свою судьбу со стойкостью профессиональных солдат. Они были готовы работать на любое правительство, которое могло возродить разрушенную Россию. Многие из них не верили в способность Советов достичь этой цели, но они откликнулись на призыв Ленина и Троцкого создать новую армию и готовы были отдать этому все свои силы. Они очень много сделали для создания Генерального штаба Красной Армии и подготовки старшего командного состава. В этом надо отдать им должное.

Слушатели академии были явным контрастом преподавателям. Все они прошли Гражданскую войну, на своем опыте знали, что такое кровь и смерть, многие из них отличились как способные тактики и стратеги, хотя не имели ни малейшего представления о теоретической стороне военного дела. Некоторые были почти неграмотны, но это не опровергало того факта, что как командиры-кавалеристы они творили чудеса, наносили поражения умудренным знаниями и опытом генералам, разбиравшимся в военных теориях Клаузевица и Наполеона не хуже преподавателей академии.

Что касается слушателей, они были не совсем обычными учениками. Все они были готовы по первому сигналу прямо со школьной скамьи отправиться на фронт, защищать республику на поле боя. У профессоров тоже случались перерывы в занятиях, когда их раза два-три за год арестовывала ЧК как заложников или как подозреваемых. Каждый раз, когда внутреннее положение республики ухудшалось, они оказывались за решеткой. Подобные перипетии их уже не удивляли. Рассказывали, что почти все они имели наготове собранные саквояжи.

Жизнь в академии была очень примитивной. Мы были лишены какого-либо комфорта, к которому привыкли в Оксфорде или Сорбонне. Конечно, республика заботилась о нас, но то, что она нам давала, было одновременно и мало и много: питание, жилье и форму. Последняя, отличалась известным шиком. Многие из нас носили темно-красные кавалерийские галифе с желтыми лампасами. Рослые, загорелые парни ходили из класса в класс во всем этом великолепии с орденами на защитных или голубых гимнастерках, в сапогах, со стопками книг и буханками хлеба под мышкой. Вместе со своими учителями, бывшими генералами императорской армии, они терпеливо стояли в очереди за талонами на питание. К двум часам дня мы, как правило, уже съедали свою дневную норму хлеба, получали жидкий суп, и, чтобы заглушить чувство голода, нам оставалось только пить несладкий чай.

Гостиница «Левада», в которой мы жили, не отапливалась. В своих комнатах, где бесполезные радиаторы будили воспоминания о цивилизованной жизни, мы сооружали из кирпичей печи, выводя дымовую трубу через окно. Кирпичи собирали на улице у разрушенных домов, которых в Москве было великое множество. Каждый строил печь по своему вкусу. Но постройка печи сама по себе еще не решала вопроса, нужно было думать о топливе. В сильные морозы мы использовали все, что могло гореть, даже дорогую мебель. Мой друг Померанцев придумал способ добывания топлива, о котором стоит рассказать.

Комендант гостиницы старался поддерживать в гостинице порядок. Однажды, заглянув в комнату Померанцева, он остолбенел от удивления. Он увидел, что мебель, пол и в некоторых местах даже стены потеряли объем и превратились в двухмерные плоскости, как декорации в киностудии. От секретера сохранилась только передняя стенка, из гардероба исчезли полки и задняя стенка, там, где стояла мебель, исчезли куски паркета, из-под картин тоже исчезли куски деревянной обшивки. И такие вещи происходили не только в этой комнате.

Академия была поделена на три курса – младший, средний и старший. Всех слушателей было около шестисот человек. Мы занимались в группах по пять человек, каждая под руководством офицера бывшего царского Генерального штаба.

Однажды я был приятно удивлен, прочитав объявление о создании специального факультета восточных языков, который создавался академией вместе с Наркоматом иностранных дел и должен был обучать слушателей из обеих организаций. Оказалось, что моя давняя мечта – служить революции на Востоке – жива, хотя я уже не надеялся на ее воплощение. Я подал заявление на восточный факультет и в дополнение к освоению моей военной специальности стал одновременно изучать три иностранных языка: персидский, хинди и арабский.