Майевтику Сократа нельзя рассматривать просто как вспомогательное средство на пути совместного исследования этических проблем и поиска общих определений. Она основана на естественном стремлении человека к самостоятельному исследованию тех или иных проблем и их решению посредством диалога. Поэтому роль человека, владеющего майевтикой и вообще вопросно ответным
201
методом, заключается, по мнению Сократа, в том, чтобы ставить вопросы и прояснять их смысл, подвергать критике ("обличению") выдвигаемые собеседником суждения, оставляя, однако, за последним окончательное решение вопроса о том, что является истиной, что заблуждением, что добром, а что злом и т. д. Оценивая метод Сократа как величайшее завоевание человеческой мысли, известный американский ученый Г. Властос справедливо подчеркивает, что хотя сократовский метод делает исследование этических проблем доступным для любого смертного, тем не менее это далеко не легкое дело, требующее не только высокой интеллектуальной бдительности, но и наличия таких нравственных качеств, как искренность, скромность и мужество; сократовский метод предполагает, что высказываемое вами мнение должно быть вашим мнением, причем мнением, которого вы придерживаетесь на практике; в процессе диалога ваше «Я» порой может потерпеть фиаско, а признание этого факта требует определенного мужества; в результате исследования нравственно-этических проблем вы можете прийти к выводу, что избранный вами образ жизни неправилен и подлежит коренному изменению. Здесь от вас требуется смирение и осознание своей ошибки. Но, спрашивает Властос, нет ли известной доли риска в том, что арбитром нравственной истины становится всякий человек, иначе говоря, где критерий того, что для одного человека будет считаться этическим, или нравственным, а для другого нет? По мнению Г. Властоса, такой риск, причем серьезный, несомненно имеется; сократовское "я знаю, что я ничего не знаю" явно означает, что "я могу
202
ошибаться в результатах, достигнутых этим методом". Однако, если Сократ мог ошибаться, то тем более может ошибаться Том, Дик или Гарри. Почему же, в таком случае, сократовский метод открыт всякому? А потому, что для Сократа жизнь человека, лишенная исследования этических и других подобных вопросов, не стоит того, чтобы ее прожить (см. Платон, Апология, 38 а). В заключение Властос замечает, что трудно считать человека достигшим зрелости, если он не добился права иметь собственное суждение по нравственно-этическим проблемам; если же человек претендует на обладание этим правом, то он должен смириться с возможностью неверного суждения и преднамеренного риска. Это — цена, которую следует заплатить за право быть свободным человеком (см. 98, 20–21).
Итак, сократовское самопознание — это поиск общих (прежде всего этических) определений, это забота о своей душе, о своем назначении. Ориентация на познание общего, или всеобщего (нравственного и вообще идеального), в человеке, установка на оценку поступков в свете этого всеобщего и на гармонию между внутренними побудительными мотивами и внешней деятельностью для достижения благой и осмысленной жизни по необходимости приводили Сократа к размышлениям о взаимоотношении познания (знания) и добродетели. Но прежде чем перейти к этой центральной части этического учения афинского философа, мы остановимся еще на одном сложном вопросе, на вопросе о «демоне» (даймоне, даймонионе) Сократа.
203
2. «Даймонион» Сократа
то такое «демон», "демоний", или «даймон» Сократа, какова сущность его "Даймониона"1, было неясно уже ученикам и друзьям философа, не говоря о более по- здних античных авторах — Цицероне, Плутархе, Апулее, высказывавшихся на этот счет. О демоний Сократа говорили христианские писатели, причем для одних (Тертуллиан, Лактанций), враждебно настроенных к «языческому» миру, сократовский демоний был существом сатаническим, а для других (Климент Александрийский, св. Августин), придерживавшихся в отношении античности умеренной и примирительной позиции — своего рода ангелом-хранителем. Здесь нет необходимости останавливаться на множестве догадок и соображений относительно демония Сократа, высказанных в последующие века. Укажем лишь на современные толкования. Одни исследователи (Л. Ф. Лосев) видят в демоне Сократа метафору, которой он иронически прикрывал свои собственные совесть, разум или здравый смысл (см. 30,
________________
1В текстах Платона и Ксенофонта употребляется термин «даймонион» (daimonion), а не просто «демон», или «даймон» (daimon). Хотя большой смысловой разницы в этих терминах нет, тем не менее термин «даймон» предполагает отдельное, особое божество, в то время как «даймонион» носит более отвлеченный (менее определенный) характер и буквально означает «божественное». Если акцентировать внимание на подчиненном характере термина «даймонион», то отличие его от слова «даймон» ("божество", "бог") становится значительным. В таком случае Платон и Ксенофонт правы, защищая Сократа против обвинения в введении "новых божеств".
204