Сократ

Тихими словами, которых не понимал Алкивиад, взывала девушка к Великой Матери Кибеле. Просила любви. Просила жизни для Алкивиада. Просила, чтоб вернулся он победителем. Подавив возглас ужаса, вдруг до крови закусила губу. Алкивиад почувствовал ее смятение. Встал:

- Что говорит огонь?

Тимандра заливала угли очищающей водой, стараясь унять дрожание рук и голоса:

- Ничего страшного, любимый. Безумие моей любви погибнет со мною. Спасибо, Великая Мать!

Маленькая рука проделала магические жесты над серебряным амулетом с выгравированными на нем знаками Зодиака. Тимандра повесила амулет на шею Алкивиаду. Он надел ей на палец перстень с камнем цвета моря.

Полная луна посветлела, засияла ярко. В ее белом свете Алкивиад разглядел, что Сократ лежит на каменной скамье перед своим домом.

- Спишь, Сократ?

- Нет, что тебе от меня надо?

Алкивиад свернул свой шелковый плащ, хотел подложить его Сократу под голову. Тот неприязненно оттолкнул его руку, неприязненно повторил:

- Что тебе от меня надо?

- Пришел проститься с тобой.

- Ступай не прощаясь!

- Сократ! Без твоего благословения? Без слова любви, связывающей нас...

- Больше не связывает.

- Без твоего объятия и поцелуя - мне предпринять...

- Несправедливое дело?! - прервал его Сократ. - Зачем же я учил тебя, что полководец должен биться только за правое дело?!

Алкивиад вскипел гневом:

- Я считаю это дело справедливым! Сегеста, угнетенная Селинунтом, который поддерживают Сиракузы, просила нашей помощи. Помощи, слышишь?

Сократ поднялся. Гнев заговорил и в нем:

- Знаю я, как ты сочувствуешь Сегесте! Лжец! Знаю, какую помощь имеешь в виду: Сиракуз тебе захотелось!

Алкивиад сухо возразил:

- А это тоже ложь - что народное собрание признало войну необходимой ?

- Потому что ты заморочил собрание своими речами. Потому что привлек в экклесию молодых безумцев, жаждущих битв, и моряков, алчущих грабежей и добычи! Но таким ты нравишься не всем афинянам!

- И мне не все они нравятся. Неужели же из-за этого отказываться от такого блистательного похода? - В голосе Алкивиада зазвучала насмешка. Видел ли кто, чтоб у меня недоставало мужества? Уж ты-то, Сократ, не можешь в нем сомневаться!

Сократ нахмурился.

- Если ты добрый стратег - думай об Афинах! Ты хочешь прославиться, как Перикл. Но Перикл был славен тем, что он совершил во время мира, а не тем, как он вел войны. Ты же развязываешь войну из жажды славы. И это - мой ученик?!

Алкивиад умышленно пропустил мимо ушей последние слова Сократа и возразил, преувеличивая:

- Сиракузы опережают нас. Медленно, но верно они занимают место Афин во всем мире - от Индии до Иберии. Усмирить тиранические Сиракузы - мой долг, если я настоящий стратег.

- Опять ложь! - загремел Сократ. - В Сиракузах ты видишь ключ к военному походу в Африку, к покорению Карфагена, а затем - к завоеванию Пелопоннеса. Ты, честолюбец, хочешь властвовать над всей Элладой! - И он с горечью закончил: - Напрасно... впустую учил я тебя!

Эта горечь пуще негодования Сократа взбесила Алкивиада. Он почувствовал себя оскорбленным и униженным.

- Я афинский стратег и добиваюсь того, что нужно Афинам. Незачем мне покоряться тебе. Я уже не ребенок. А ты? Знаю! Две-три кровавые лужи страшат тебя...

Голос Сократа стал твердым:

- Крови я не страшился. В трех битвах я видел, как текла человеческая кровь. Но теперь видеть этого не желаю! Насилие, убийства? Стыдись!

Алкивиад презрительно засмеялся:

- Ну и покойся на своей скамейке! Ты уже стар!

Тем временем Сократ снова улегся на скамью и теперь ничего не ответил. Из дома выбежал маленький Лампрокл, разбуженный громкими голосами. Подбежал к Алкивиаду, которого любил:

- Посмотри, какой у меня большой орех! Расколи мне его!

Алкивиад поднял ребенка на руки, поцеловал в щечку.

Сократ, не двинувшись, строго окликнул сына:

- Лампрокл! Не прикасайся к нему! Сейчас же домой!

Гордый Алкивиад остолбенел, словно получив пощечину. Потом молча повернулся, вышел со двора и вскочил на коня.

Сократ сорвался с места, бросился к калитке, крича:

- Алкивиад! Постой! Я ведь не...

Только цокот копыт вдалеке.

6

Были б Афины гигантским кристаллом, играли бы всеми цветами радуги. Что ни человек - то особое мнение о сицилийском походе, а если и не совсем особое, то все же в чем-то отличное от прочих.

Экклесия избрала трех полководцев: Алкивиада, Никия и Ламаха. Уже сам этот выбор был не по душе Алкивиаду, получившему полномочия верховного военачальника. Ламах, правда, защищал Алкивиадов план экспедиции и помог при голосовании Алкивиаду против Никия - и был Ламах хорошим, мужественным воином; но пламенному Алкивиаду он казался недостаточно быстрым и решительным.

И почему включили Никия? Зачем навязали его Алкивиаду? В помощь - или для помехи? Никий не хотел этой войны - так может ли он вести ее с одушевлением? Любому гоплиту известно, что без одушевления сражаться нельзя, а экклесия этого не знает?