Читаем Сократ полностью

Говорят, что Херефонт, который в молодости был другом и последователем Сократа, прибыв однажды в Дельфы, святилище бога Аполлона, осмелился обратиться к пифии, устами которой якобы вещал бог, с таким вопросом: "... Есть ли кто на свете мудрее Сократа?" Ответ пророчицы гласил: "Никого нет мудрее" (Платон, Апология, 21 а). Об исторической достоверности этого эпизода судить трудно, но и безоговорочно зачислять его в разряд легенд и мифов о Сократе также нет достаточных оснований. Несомненно лишь то, что Платон, изобразивший защитительную речь Сократа на суде, считал этот эпизод важным для оправдания Сократа и его деятельности. Дело в том, что Херефонт - один из активных демократов - был незадолго до окончания Пелопоннесской войны изгнан из Афин олигархией. Ссылка на Херёфон-та служила гарантией объективности его свидетельства, как для обвинителей Сократа, так и для его судей. Поэтому было бы слишком опрометчивым со стороны Платона измышлять заведомую ложь о Херефонте, выдумывать эпизод из его жизни. Возможно, Платон, который стремился к художественному изображению личности Сократа, приукрасил в какой-то мере рассказ Херефонта. Ведь Сократ неустанно проповедовал дельфийское изречение "Познай самого себя", а Дельфы, как известно, играли огромную роль в культурной и политической жизни греческих полисов. Поэтому нет ничего

131

невероятного в том, что Сократ, сделавший основным принципом своего учения знаменитое изречение, мог стать "избранником" Дельф и быть объявленным мудрейшим из людей.

Если следовать платоновскому описанию (в котором историческая правда нередко облекается в форму правды искусства), Сократ был немало озадачен столь высокой оценкой, какой была удостоена его персона дельфийской прорицательницей: он не считал себя мудрым, но вместе с тем не мог допустить, чтобы бог лгал, ибо это "не пристало ему" (21 Ь). Далее Платон живо рассказывает, как Сократ после долгих раздумий и колебаний решил наконец проверить истинность прорицания. Он прибегнул, хотя и неохотно, к своеобразному эксперименту, состоящему в сравнительном анализе, точнее, в "испытании" (elenchos) себя самого и других людей, слывущих мудрыми и сведущими в чем-либо. Так, подойдя к одному из государственных мужей, считавшемуся весьма мудрым человеком, он вступил с ним в беседу о справедливости, законе, власти и т. п. Результат беседы оказался довольно неожиданным: Сократ убедился в том, что "этот человек только кажется мудрым и многим другим людям, и особенно самому себе, но на самом деле не мудр". "Уходя оттуда, - продолжает Сократ у Платона, - я рассуждал сам с собою, что этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего хорошего и дельного не знаем, но он, не зная, воображает, будто что-то знает, а я, если уж не знаю, то и не воображаю" (21 d).

После встреч с государственными деятелями Сократ обратился к поэтам. Из бесед с ними он узнал, что они

132

творят не благодаря мудрости, но вследствие некоей природной способности, как бы в исступлении - в состоянии неосознанного вдохновения, происхождения которого никто из них не может толком объяснить. Тем не менее это не мешает им считать себя "мудрейшими из людей и во всем прочем", хотя на деле это не так. Аналогичное впечатление вынес Сократ и из бесед с ремесленниками, с людьми ручного труда. Он замечает, что они сведущи в своем деле и знают много полезного. Однако, подобно поэтам, каждый из них считает себя "мудрым и во всем прочем, даже в самых важных вопросах".

В результате этого "испытания" Сократ пришел к выводу, что смысл прорицания сводится, собственно, к следующему: "...Мудрым-то оказывается бог, и своим изречением он желал сказать, что человеческая мудрость стоит немногого или вовсе даже ничего, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем ради примера, все равно как если бы он сказал: "Из вас, люди, всего мудрее тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего поистине не стоит его мудрость" (23 а-Ь). Иначе говоря, по Сократу, человеческая мудрость состоит в осознании своего неведения относительно "важнейших вопросов". И если пифия назвала его мудрейшим из людей, то это только потому, что он обладает знанием своего незнания, т. е. "знает, что ничего не знает", - в то время как остальные не ведают о своем незнании и мнят себя мудрыми. В действительности же мудр лишь бог, а человеку дано быть только любителем мудрости - философом" (см. Платон. Федр, 278 d). "...Философ занимает промежуточное положение

133

между мудрецом и невеждой", - говорит Сократ в "Пкре" (204 Ь) Платона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука