Сократ Сибирских Афин

А в это время краем другого глаза я заметил, как четверо дюжих молодцов, наверняка ничего не понимающих в диалектической и материалистической философии, волокли того парня из очереди и, причем, именно в правую дверь.

Но не меня же волокли! Меня так неотразимо распирало мыслями и знаниями, что во что бы то ни стало нужно было выговориться, чтобы не взорваться. Даже в животе перестало урчать.

— Нет и не может быть ни одного вида движущейся материи, ни одного материального процесса, который бы происходил — или мог происходить — вне времени и пространства.

Экзаменатор в ужасе заткнул себе уши ладонями.

— Возникновение, например, Солнечной системы, как новое состояние бесконечной материи произошло в определенном времени и в определенном месте реального пространства.

— Карте место! — крикнул в истерике экзаменатор.

— Ее дальнейшее развитие — во всем его многообразии, включая возникновение и развитие органической жизни из неорганической, вплоть до чудесного явления Отца и Основателя всех пространств, времен и народов на Земле и других планетах, например, на Марсе и Большущей Медведице, — происходило в течение громадного периода времени в самом что ни на есть реальном мировом пространстве.

Тут уже все вокруг, кажется, совсем обезумели. Экзаменаторы повскакали со своих мест, Очередные выдавливали друг друга через центральную дверь, но у них это плохо получалось из-за сутолоки и несогласованности действий.

А мне-то что?!

— Вечный и исключительно прямолинейный круговорот материи, возникновение, развитие и гибель отдельных планет, планетных систем, галактик, не додумавшихся до материалистического диалектизма, рождение новых миров во славу исторического материализма — все это всегда и везде, как доподлинно известно каждому дураку, происходило в реальном и бесконечном пространстве и времени. Все формы движения материи, так ее и так! выражают бесконечное многообразие происходящих в мире изменений и исключительно к лучшему. Отсюда следует…

Секрет, что ли, я какой выдавал! Человек двадцать кружилось вокруг меня, словно намереваясь и, в то же самое диалектическое и историческое время, страшась вывернуть мне руки. Надо торопиться, подумал я.

— Все формы движения материи выражают бесконечное до безобразия многообразие происходящих в мире изменений. Отсюда следует, что сами пространство и время не существуют вне реальных процессов движения мира, вне реального существования материальных вещей: они являются необходимыми формами их бытия! Вот так-то и еще раз так!

Они все же рискнули. А я даже и не отбивался, чтобы не тратить зря их времени. Мне нужно было успеть выговориться.

— И это означает, — заорал я что было мочи, — что пространство и время как формы ни в коем случае нельзя отождествить с самими физическими материальными процессами, соответствующими их содержанию: пространство, например, не есть само поле тяготения к женскому телу, и время не есть сама жизнь растения или животного чувства!

Меня все же скрутили, заткнули в глотку кляп и выволокли через правую дверь.

Они волокли меня по каким-то лестницам и переходам, затаскивали в комнаты, клали на пол, ставили торчком, то на голову, то на ноги, лихорадочно совещались о чем-то, так что я даже успевал оглядеться и еще раз поразмыслить о сущности материалистического понимания проблем пространства и времени. В одной из комнат меня на мгновение прислонили к окну. И я увидел привычную картину: посреди круга цветов на гранитном постаменте величественно стоял Железный Пенис, с глянцевой, непокрытой головкой и небрежно накинутой на покатые плечи шинелью.

Тут меня снова поволокли и теперь почему-то вниз, но через этаж спохватились и дружно грянули вверх. У меня даже сложилось впечатление, что так необходимое им помещение, словно, ускользает от них. Ну, да это их дело… Я снова взглянул в окно. Там ничего не изменилось. Железный Феникс все так же пытался взлететь с гранитного пьедестала, охваченного огнем мирового Хроноклазма, широко расставив свои огромные и мрачные крылья. Но у него, кажется, ничего, как всегда, не получалось.

Я окончательно успокоился и рухнул вниз с высоты божественного эмпирея.

Сократ с Каллипигой о чем-то тихо беседовали. Алкивиад с толпой поклонников громил окрестные магазины и кафе. Критий плел заговоры. Межеумович лежал ничком, как и тысячу или миллион лет назад.

— Смотри-ка, что у меня появилось, — показала Каллипига на свой прекрасный зад. — Штамп о лойяльности. Даже чешется…

— Бывает, — сказал я, разглядывая Печать.

И все поплыло куда-то в сторону.

Глава двадцать восьмая

Я был на симпозиуме по проблемам Пространства и Времени. Похоже, что научная общественность Сибирских Афин решила на некоторое время променять умственную пищу на материальную. Все ломились в двери, стараясь поскорее занять очередь в какой-нибудь пищеблок.

Мы с Сократом направились, было, подышать свежим воздухом, но нас остановил диалектический Межеумович.

— Весьма странное и непонятное дело, — сказал он. — Принцепс Марк Аврелий хочет побеседовать ни с кем-нибудь, а именно с Сократом.