(13) — Так вот, я расскажу тебе, — сказал Сократ, — даже как я пришел к мысли исследовать этот вопрос. Что касается хороших плотников, кузнецов хороших, живописцев хороших, хороших скульпторов и им подобных, мне бы понадобилось очень мало времени, чтобы обойти их и посмотреть их работы, признанные прекрасными. (14) Но для того чтобы изучить также и людей, носящих это великое имя «прекрасный и хороший», узнать, что они делают, почему удостаиваются этого названия, — для этого душа моя жаждала с кем-нибудь из них познакомиться. (15) Ввиду того, что к слову «хороший» прибавляется слово «прекрасный», я стал подходить ко всякому красавцу, какого видел, и старался подметить, не увижу ли, что в нем «хорошее» привешено к «прекрасному». (16) Но оказалось, было не так; напротив, я замечал как будто, что у некоторых красавцев по виду душа очень скверная. Поэтому я решил оставить в стороне красивую внешность и пойти на поиски за кем-нибудь из тех, кого называют «прекрасными и хорошими». (17) Слыша, что все — и мужчины и женщины, и чужестранцы и горожане — называют Исхомаха[422]
«прекрасным и хорошим», я решил попробовать познакомиться с ним.Глава 7
[Знакомство Сократа с Исхомахом. Жена Исхомаха. Цель брака. Обязанности жены]
(1) Как-то раз я увидел, он сидел в портике Зевса-Освободителя[423]
и как будто ничем не занят; я подошел к нему, сел рядом и сказал:—Что это, Исхомах, ты сидишь здесь? Ты ведь не очень-то привык сидеть без дела. Когда я обыкновенно вижу тебя на площади, ты или занят каким-нибудь делом, или все-таки не совсем свободен.
(2) — Ты и теперь не увидел бы меня, Сократ, — отвечал Исхомах, — но я уговорился с несколькими чужестранцами ожидать их здесь.
—А когда ты не занят подобным делом, — спросил я, — скажи ради богов, где ты бываешь и что делаешь? Мне очень хочется узнать от тебя, что ты делаешь такое, за что тебя назвали прекрасным и хорошим: ведь не сидишь же ты дома, да и по наружности твоей не видно этого[424]
.(3) При словах «что ты делаешь такое, за что тебя назвали прекрасным и хорошим», Исхомах засмеялся и с радостью, как мне показалось, сказал:
—Называет ли меня так кто-нибудь в разговоре с тобой, я не знаю; знаю только, что когда мне предлагают меняться имуществом[425]
по делу о снаряжении военного судна или о постановке хора, то никто не ищет «прекрасного и хорошего», а зовут меня просто Исхомахом с отчеством[426] и вызывают на суд. Таким образом, Сократ, — продолжал он, — в ответ на твой вопрос скажу, что я вовсе не бываю дома: ведь с домашними делами жена и одна вполне может справиться.(4) — Вот и об этом, Исхомах, — сказал я, — мне очень хотелось бы тебя спросить, сам ли ты выучил жену быть какой следует или, когда ты взял ее от отца и матери, она уже умела справляться с делами, подлежащими ее ведению?
(5) — А что она могла знать, Сократ, когда я ее взял? Когда она пришла ко мне, ей не было еще и пятнадцати лет[427]
, а до этого она жила под строгим присмотром, чтобы возможно меньше видеть, меньше слышать, меньше говорить. (6) Как по-твоему, разве я мог удовольствоваться только тем, что она умела сделать плащ из шерсти, которую ей дадут, и видела, как раздают пряжу служанкам? Что же касается еды, Сократ, она была уже превосходно приучена к умеренности, когда пришла ко мне: а это, мне кажется, самая важная наука как для мужчины, так и для женщины.(7) — А всему прочему, — спросил я, — ты сам, Исхомах, научил жену, чтобы она могла заботиться о делах, подлежащих ее ведению?
—Но не раньше, клянусь Зевсом, как принес жертву и помолился, — отвечал Исхомах, — чтобы и мне учить ее и ей учиться тому, что полезнее всего для нас обоих.
(8) — Так и жена, — спросил я, — приносила жертву вместе с тобой и молилась об этом же самом?
—Конечно, — отвечал Исхомах, — и горячо обещала перед богами сделаться такой, какой ей следует быть; вполне видно было, что она примет к сердцу мои наставления.
(9) — Расскажи мне ради богов, Исхомах, — сказал я, — с чего же ты начал ее обучение: твой рассказ об этом мне приятнее будет слушать, чем если бы ты стал рассказывать мне о самом великолепном гимнастическом или конском состязании.