В какой тиши староанглийских рощИли неисчерпаемого Рейна,Какою ночью из моих ночейКоснулся невозделанного слухаТвой отягченный мифами напев,О соловей Вергилия и персов?Тебя до этого не слышал я,Но наших жизней не разнять вовеки.Ты означал скитающийся духВ старинной книге символов. МариноНазвал тебя сиреною лесов.Ты пел из тьмы встревоженной Джульетте,Среди латинских путаных вокабулИ в сосняке другого соловья,Полугерманца-полуиудея,С его печалью, пылом и смешком.Тебя услышал Ките за всех живущих.И нет ни одного среди имен,Подаренных тебе, что не хотело бСтать вровень с этою бессмертной трелью,Певец ночей. Тебя магометанинВоображал кипящим от восторга,Вздымая грудь, пронзенную шипомТобой воспетой розы, обагреннойТвоей предсмертной кровью. Век за векомТы длишь пустынным вечером своеЗанятие, певец песка и моря,В самозабвенье, памяти и сказкеГоря в огне и с песней уходя.
Есмь
Я — из познавших: он лишь прах, похожийНа тех, кто силится, вложив старанье,Себя увидеть за зеркальной граньюИли другого (что одно и то же).Я — из познавших: на земле от векаЗабвенье было карою глубокойИ незаслуженной наградой БогаДля ярости и пыла человека.Я — тот, кто мерил столькие дороги,Но трудной, многоликой и единой,Незримой и всеобщей паутиныЧасов и дней не поборол в итоге.Я был никем и не изведал рвеньяКлинка в бою. Я — эхо, тень, забвенье.
Сон Алонсо Кихано
Стряхнув свой сон, где за спиной хрипитСверкающая саблями погоня,Он щупает лицо, как посторонний,И сам не знает, жив или убит.И разве маги, горяча коней,Его не кляли под луною в поле?Безлюдье.Только стужа.Только болиЕго беспомощных последних дней.Сервантесу он снился, вслед за этимЕму, Кихано, снился Дон Кихот.Два сна смешались, и теперь встаетПережитое сновиденьем третьим:Кихано снится люгер, давший течь,Сраженье при Лепанто и картечь.