Сокровенное таинство

– Николас не успел рассказать мне, – промолвил Хумилис, когда на лестнице стихли шаги, – что за драгоценности везла с собой моя нареченная. Есть ли какие-нибудь признаки, по которым их можно было бы опознать?

– По-моему, это вещи единственные в своем роде, – пояснил Хью. – Серебряных и золотых дел мастера выполняют такие по собственным рисункам, и даже если потом делают копию, она все равно хоть чем-то, да отличается от оригинала – абсолютного сходства добиться невозможно. Вещицы примечательные – кто раз их видел, тот уж не забудет.

– Расскажи мне о них. На деньги-то, понятно, всякий польститься может и любому они сгодятся, а вот драгоценности еще сбыть надо. Что же все-таки она везла, кроме денег?

Хью, обладавший воистину редкостной памятью, охотно перечислил ценности, внесенные в опись, привезенную из Лэ.

– Значит так, там была пара серебряных подсвечников, выполненных в виде высоких кубков, обвитых виноградной лозой, к которым серебряными же цепочками крепятся щипцы для снятия нагара, украшенные орнаментом в виде виноградных листьев, алтарный крест длиной в ладонь, серебряный, на серебряном же пьедестале в виде трехступенчатой пирамиды, инкрустированный агатами и аметистами, парный к нему наперсный крест для священника, длиной с мизинец, украшенный такими же камнями, на тонкой серебряной цепочке, маленькая серебряная дарохранительница с гравировкой в виде листьев папоротника, а кроме того, женские украшения: ожерелье из полированных камней, какие добывают на холмах Понтсбери, серебряный браслет с гравировкой в виде усиков горошка и колечко из серебра, покрытое эмалевым узором из желтых и голубых цветов. Так указано в описи. Но мне кажется, что все эти штуковины вряд ли стоит искать в нашем графстве. Скорее, они найдутся, если вообще найдутся, где-нибудь на юге – там, где исчезли вместе со своей хозяйкой.

Хумилис лежал неподвижно, веки его были опущены, а губы беззвучно шевелились, повторяя описание драгоценностей Джулианы.

– Невелико богатство, – прошептал он, выслушав весь перечень, – хотя, пожалуй, и этого достаточно, чтобы ввести в грех низкую душу. Ты и впрямь полагаешь, что Джулиана могла погибнуть из-за этих безделушек?

– Случалось, – откровенно ответил Хью, – что куда как за меньшие ценности людей лишали жизни.

– Да, ты прав! – согласился Хумилис. – Маленький крестик, – проговорил он едва слышно, припоминая сказанное Хью, – парный к алтарному кресту, серебряный, украшенный агатами и аметистами… Да, тут ты прав, такую вещицу едва ли забудешь.

Видимо, усталость наконец одолела больного – на лбу у него снова выступили бусинки пота. Кадфаэль утер ему лоб и хмуро взглянул на стоявшего у порога Берингара.

– Я, пожалуй, и вправду посплю… – вымолвил Хумилис, и по лицу его скользнула слабая улыбка.

Выйдя от Хумилиса, Берингар и Кадфаэль миновали каменный коридор и вошли в просторную комнату, где в два ряда стояло около дюжины топчанов, расположенных на некотором расстоянии один от другого – так, чтобы к каждому можно было подойти с обеих сторон. Брат Эдмунд и еще какой-то монах, стоявший спиной к входу, приподнимали один из топчанов вместе с лежавшим на нем хворым послушником, чтобы сдвинуть его в сторону и освободить место для еще одного занедужившего брата.

В тот момент, когда Хью с Кадфаэлем входили в помещение, помогавший Эдмунду брат опустил на пол свой край топчана, выпрямился и поднял на них горящие глаза, выделявшиеся под ровными темными бровями. Видно, уход за недужными, а может, и сами больничные стены действовали на Уриена благотворно, на лице его появилось даже некое подобие улыбки, но ничто не могло угасить сжигавшего его пламени, отблеск которого то и дело вспыхивал в черных глазах монаха. Он мельком взглянул на вошедших, посторонился, чтобы дать им пройти, и вышел в коридор, держа в руках охапку выстиранного белья, которое собирался сложить в стенном шкафу.

По обыкновению двери в лазарете держали открытыми, чтобы сразу было слышно, если кто-нибудь из больных позовет на помощь. Поэтому во всех помещениях слышался нестройный гул голосов – одни негромко переговаривались, другие монотонно читали молитву. В окна доносилось пение птиц. Наружные двери здесь на ночь запирали, а окна закрывали ставнями только в непогоду, в сильный ливень, грозу или в зимнюю стужу, но сейчас на улице стояло лето.

Выйдя из лазарета, шериф и травник зашагали через монастырский двор.

– Я чувствую, что он лжет, – кипятился Хью, – но вижу и то, что не все в его словах обман. Кадфаэль, подскажи, как мне распознать, когда он говорит правду, а когда попросту морочит мне голову?

– Эка загнул, – добродушно отозвался Кадфаэль, – разве ж я святой или пророк, чтобы читать в людских душах.