Шериф еще не кончил читать, а в толпе уже послышались перешептывания. Возбуждение нарастало, собравшиеся гудели, как растревоженный пчелиный рой. Один Реджинальд Крус ошарашенно молчал, как будто не веря своим ушам, но когда наконец понял, его радостный крик, в котором смешались изумление и восторг, перекрыл гомон толпы.
— Моя сестра жива! — взревел Реджинальд. — Жива и невредима! Боже всемилостивейший, а мы-то думали…
— Жива! — эхом отозвался Николас, завороженный услышанным. — Джулиана жива, жива и здорова…
Толпа разразилась возбужденными возгласами и восклицаниями, а над всем этим нестройным хором воспарил вдохновенный голос аббата Радульфуса:
— Воистину нет предела Господнему милосердию. Восславим же Всевышнего, явившего нам несказанную милость.
— Бог мой, мы ведь ославили честного человека! — вскричал Реджинальд, столь же страстный в раскаянии, сколь и в гневе. — Он и вправду был предан своей госпоже, а мы его упекли в темницу. Теперь мне все ясно — эти украшения он продал по ее просьбе, и сделал это ради нее! Это ее личные вещи, и, естественно, она имела право распорядиться ими…
— Мы вместе отправимся за ней в Полсворт, — заявил Берингар, обращаясь к Крусу. — А Адам Гериет будет немедленно отпущен на свободу. И он поедет с нами — едва ли кто-нибудь имеет на это большее право.
Таким образом, день похорон брата Хумилиса стал днем воскрешения Джулианы, и печаль переросла в ликование — так и за Страстной Пятницей следует Светлое Воскресение.
— Господь в непостижимой мудрости своей, забрав одну жизнь, вернул нам другую, — изрек аббат Радульфус. — Несомненно, это знак свыше, дабы мы ведали, что и жизнь, и смерть в руце Его.
Когда брат Рун вышел из трапезной, в душе его благоговейное умиление странно соседствовало с горечью утраты. В таком настроении он и отправился к Гайе, чтобы побыть одному в тишине и покое монастырских садов. В такой час там вряд ли можно было кого-нибудь встретить. Оставив позади огороды и поля, юный монах вышел к самым границам аббатских владений. В тени деревьев, клонившихся к реке, он остановился, печально глядя на Северн, поглотивший тело Фиделиса.
Вода еще оставалась мутной и темной, и хотя уровень ее чуть понизился, пойменный луг на противоположном берегу по-прежнему был затоплен. С грустью смотрел Рун на поток, унесший неведомо куда тело его друга. Его уж не вернуть. И как ни отрадно было услышать сегодня утром добрую весть о том, что девушка, которую считали давно умершей, оказалась живой и невредимой, этим не унять боль от потери Фиделиса. Руну очень недоставало друга, но он страдал молча, ни с кем не делясь своей тоской, да и не ища сочувствия у других.