«Ну что же, вы еще увидите, я могу работать», — разозлился я. Несколько лет назад врач сказал, что я уже практически здоров, но пальцы на руках так и останутся скрюченными. Это последствия болезни, ее симптом. Левая ступня болталась, оттого что усохла нога, но после многочисленных операций ее все же удалось зафиксировать. А бесчисленные перерезания вен и онемение нервов привели к тому, что стоило мне надеть ботинки, как тут же возникала ранка. Дней пять назад на пятке образовалась ранка величиной с монетку в десять иен. Я наложил тоненькую повязку так, чтобы можно было надеть ботинок, но вчера, разуваясь, заметил, что бинт и носок пропитались черно-алой кровью. Она запеклась, и когда я с хрустом отдирал носок, из раны отвратительно пахнуло гниющей плотью. Болевые рецепторы на коже атрофировались, чувствительность притуплена, потому при ходьбе острой боли от ранки не было, но беспрерывно ныл здоровый нерв в глубине. Боль была тупой, гнетущей, точно ступню намертво зажали в тиски.
Щадя больную ногу, я шел медленно. По лестнице в метро спустился, держась за перила.
Если сделать пересадку в Синдзюку, получится гораздо быстрее, но я избрал кружной путь — лишь бы без пересадки. Меня пугало расстояние, которое придется пройти по переходу. И еще: если в Синнакано мне не достанется места на сиденье, то уж в Синдзюку-то, где сойдет много народу, я сяду наверняка. Больная нога вынуждала меня выгадывать, каким путем добраться до цели. В Бюро по трудоустройству в Икэбукуро я ехал уже в третий раз. Впервые я побывал там на другой же день после приезда в Токио. Начались новогодние праздники, и посетителей, пришедших устраиваться на работу, было немного, мало было в конторе и служащих.
Тогда я съездил напрасно, стол справок, куда надлежало обращаться новичкам, работал только с десятого. Было еще окошко «Прием инвалидов», туда мне и было нужно.
Во второй визит я умудрился поссориться с пожилым клерком, он занимался трудоустройством инвалидов. Над столом висела табличка с его фамилией и именем: Магоити Сайто. Обозначена была и должность. Даже не взглянув на мое заявление с просьбой подыскать работу, он начал расспрашивать о семейном положении, о том, что с руками и ногами. Я вынужден был солгать. Чтобы скрыть пребывание в клинике Хансена, мне приходилось врать, что на родине в деревне у меня есть и мать с отцом, и братья, и сестры, а увечье — это последствие детского паралича. Конечно, все это было шито белыми нитками.
— Если ваши родители живы, почему бы вам не жить с ними?
У Сайто была лысина, обрамленная редкими седыми волосами. Разговаривал он, глядя на меня сверху вниз — он был высокого роста, к тому же стол его стоял на возвышении.
— Или, например, разве это не счастье для вас — жить вместе с братом или сестрой?
Я молчал. Его слова не доходили до меня. Солгав, я терзался теперь угрызениями совести.
— Работать тяжело… Возвращайтесь-ка к родителям в провинцию, так оно будет лучше.
Я молчал. Сайто принялся увещевать меня как ребенка.
— Вы не одиноки. В мире много несчастных. Есть люди без обеих рук, есть с ампутированными ногами. Для них вы еще счастливец. Не надо покидать дом, возвращайтесь-ка к родителям… — Сайто, видимо, решил, что я с отчаяния сбежал из дому. Я разозлился. Сдерживаясь из последних сил, я смотрел на багровое лицо Сайто. Он даже пошел пятнами.
— Я пришел сюда искать работу, а не выслушивать нравоучения.
Такая грубость была для меня наивысшим выражением протеста. Вернуться под родительский кров я не хотел и не мог, дома оставалась только мать. Это был уже все равно что чужой дом, а насчет братьев-сестер — так это просто сорвалось с языка.
Лицо Сайто вдруг окаменело:
— Пока нет никаких предложений.
— Что, ни одного?
— Ничего подходящего для вас в настоящий момент нет. — Он зло отвернулся. Но, кроме, меня, в приемной никого не было.
— Не могли бы вы показать мне заявки на рабочую силу?
— Нет. — Тон Сайто был непреклонным, но я не унимался.
— Что, разве правила запрещают их показывать?
Темное лицо Сайто прорезали две глубокие морщины. Было видно, что он злится. Но и я вышел из себя.
— Сайто-сан, ведь ваша служебная обязанность — помогать в устройстве на службу инвалидам. Не так ли? Я сюда пришел не за тем, чтобы побеседовать с вами о своей личной жизни…
Сайто в бешенстве посмотрел на меня:
— Ты хочешь сказать, что я отлыниваю от работы? — Голос его дрожал. — Да ведь я стараюсь изо всех сил. Куда только не хожу каждый день, чтобы подыскать вам место. Я, что ли, виноват, если ничего нет? — Сайто прямо рассвирепел. Казалось, он вот-вот вцепится в меня. Кровь отхлынула у него от лица.
По опыту я уже знал, что разозлить собеседника — значит в конце концов добиться своего. Стерпишь — не получишь ничего. Я и раньше слышал выражение «закон джунглей», но на своей шкуре испытать этого не пришлось. Конечно, жизнь в клинике не была безоблачным счастьем, но там не было нужды расталкивать других локтями, протискиваться, нападать на собеседника. Там царил спокойный дух «стоячего болота».