Войдя в дом, Брайан поставил наши чемоданы. А я никак не могла прийти в себя, пребывая уже в непривычной обстановке. Сегодня – это результат «сегодня», которые были до него. В этот момент рядом мне не хватало только подруг. Впервые за много лет появилось время для того, что действительно важно. И вранье, в которое я сама верила, что не хочу, чтобы он был рядом, больше не действовало. Ложь самому себе— наиболее унизительная форма неуважения к себе. Я смотрела на Брайана, и он улыбнулся мне. Он был так обстоятелен и мужествен в то же время.
— Миссис Харисон, где у вас ванная?
— О, милый, зови меня Хелена. Понимаю, что вы устали с дороги, но может мы все-таки покушаем?
Я посмотрела сочувственно на Брайана, но, к моему удивлению, он был рад.
— Конечно, очень хочется попробовать вашу кухню. Я только помою руки.
Мама перевела взгляд на меня, словно молча уговаривая, чтобы я сказала то же самое.
— Да, конечно, мама. Мы будем есть, — улыбнулась я.
Она просияла счастливой улыбкой и обратилась к Брайану.
— Брайан, не знаю, какие у вас отношения, и понимаю все, мы взрослые люди…
— Мама, мы просто друзья, ладно? — перебила я ее.
— Ну, тогда, Макс проведи гостя в комнату. И я жду вас, — ответила она, немного смутившись.
Я поцеловала ее в щеку, и мы отправились по комнатам. Мама была очень красивой, умной и доброй женщиной. Тактичной, заботливой и понимающей. Говорят, если человек талантлив, то талантлив во всем. Именно такой была моя мама. Прекрасным человеком, замечательной женой, заботливой матерью, внимательным учителем. Она пела, играла на гитаре и фортепиано, занималась несколькими видами спорта и не чаяла души во всех существующих флоре и фауне. Я всегда могла поговорить с ней обо всем и никогда не была наказана, унижена или нелюбима. Она отдавала нам всю себя, не требуя ничего взамен. Она самый потрясающий человек, которого я когда-либо знала.
Я рассмотрела свою комнату, стоя в дверях. Тут все было как раньше, и родители каждый раз меняли цветы. Они ждали меня, а я разбила им сердца, уехав на другой конец света.
Дверь открылась, и вошел Брайан.
— Тут ничего не изменилось, — улыбнулась я, вытирая слезы. — И я сегодня слишком много плачу.
— Может быть, тебе было это нужно? — обнял он меня за плечи.
— Чувства, связанные с семьей и детством, до безумия ранимые.
— Все чувства ранимые, если мы позволяем себе чувствовать.
Мы находились в просторной комнате цвета персика. Картины, висящие на стене, были теми же, и мои рисунки никто так и не снял. Черное пианино красовалось возле окна, и не было ни грамма пыли.
— Мама каждый раз тут убирала, — провела я дрожащей рукой по крышке инструмента.
— Твоя семья тебе любит, Эм.
— А что на счет твоей семьи? — посмотрела я на Брайана.
— А моя далеко. Да и когда-то, наверное, моя сестра тоже полюбит меня. Она вспомнит, что раньше я был рядом.
Затем Брайан спустился вниз, а я еще осталась на немного. Семья делает наше сердце добрее, но в то же время, если мы будем жалеть о многом, то не сможем выжить. Я смотрела на свои детские снимки и не пыталась даже сдержать слезы. На изображении я сидела на полу комнаты, а кругом меня были разбросаны игрушки, и я смеялась. Словно, когда я улыбалась, на небе загоралась еще одна звезда.
Папа, Макс и Брайан сидели на диване и смотрели футбол.
— Какие наши? — спросила я.
Макс посмотрел на меня, словно вот-вот отречется. Его мимика была великолепна. Она не была похожа ни на одну другую. Мальчишеская улыбка, жесты и наклон головы делали его особенным парнем. Особенным для меня.
— Что я такого сказала?
— Сестренка, я тебя люблю, конечно, но больше не задавай таких вопросов никогда и ни при каких обстоятельствах, иначе я вычеркну тебя из семейного древа.
— Замолчи, Макс, — улыбнулся отец.
Я поцеловала брата в макушку и направилась к маме на кухню.
—Чем-то помочь?
— О, нет, милая. У меня почти все готово. Как твоя работа? — улыбалась она.
— Все как всегда. Все ставлю под сомнения, ни с чем не соглашаюсь и без конца говорю.
— Знаешь, дорогая, я всегда тебе говорила, что ты слишком сентиментальна, чтобы работать в такой жесткой сфере. Нет, я не имею ничего против, ты прекрасный адвокат, и я это знаю, но ты всегда любила писать. Ты пишешь сейчас?
Опустив голову, я уставилась на стол, будто в мире не было ничего интересней.
— Да. Иногда. Но сомневаюсь, что в этом есть смысл.
Кто-то положил мне руки на плечи. Подняв голову, я увидела Брайана.
— Эмили, все, за что бы ты не взялась, делаешь это хорошо. Я не слышал, чтобы ты не то, что падала, а когда-нибудь даже немного теряла высоту, так что перестань думать о своих гипотетических неудачах.
Он поцеловал меня в щеку, взял тарелки и вернулся в столовую.
— Эмили, ты же знаешь, что ты небезразлична ему, так? Он заботится о тебе. Да и он для тебя не просто друг?
— Мам, идем есть, я проголодалась, — улыбнулась я, снова игнорируя чувство внутри.