Наши родители — это наши сердца, которые в теле другого человека. Это люди, которые не досыпали ночей в нашем детстве. Они чувствуют нашу боль, пребывая всегда с нами даже на расстоянии тысячи километров. Мама сделает все ради своего ребенка. Эта любовь самая сильная и смертоносная в то же время.
— Дочка, с самого детства ты была слишком самостоятельной девочкой. Я всегда могла на тебя положиться, и не имело значения, ты была в четвертом классе или на четвертом курсе. Многие родители ломали характер своих детей, но не мы. Мы всегда поддерживали тебя, и год за годом ты сама делала себя. Жизнь должна удивлять, а мужчина в ней должен заставлять тебя задумываться о том, чего ты еще не сделала. Вы должны делать лучше друг друга. В этом и смысл любви.
— По принципу вместе в раю?
— В крайнем случае, поделите ад.
В кухню вошли мужчины и сели за стол. Я всегда знала о своей привлекательности и умело ею пользовалась. Много лет назад я пыталась полюбить, позже поняла, что это бессмысленно, и брала из отношений только то, что мне пригодится в жизни. Но со временем я настолько научилась владеть собой, что все чувства были лишь мелочью, от которых я получала силу и власть. Сейчас я знала, что отдаю себя. Я знала, что хочу отдавать себя. И каждый раз, когда я слышала шепот Брайана Прайсона, мое сердце замирало.
Мы сели за стол, ужиная, и снова говорили о мелочах. О погоде, цветах, природе и любимой собаке. В мире так много бессмысленных вещей, что порой кажется, смысла в нем просто не существует. Слова сами приходят, когда нужны, и наши сердца набирают нужный темп жизни, когда понимают, что оно того стоит. Говорят, глаза — зеркало души. Но, может, наши глаза и есть душа? В них видна наша сила, власть, любовь, ненависти, презрение, восхищение и желание жить. Только глаза — единственное, что может сказать правду о чем угодно.
— Пойдем в кино? — прошептала я.
— В десять вечера?
— На ночной сеанс. Я всегда любила ночные фильмы и разговоры. Люблю людей ночью и состояние их душ.
— Пошли, — обнял меня Брайан.
Я отклонилась от него, чувствуя неловкость под взглядом отца.
— Эмили, — начал папа. — Я понимаю, что ты взрослая и самостоятельная, но это мой дом, и я попрошу, чтобы вы соблюдали нормы.
— Хорошо, отец, я поняла.
— Роберт, я уважаю вас, — сказал Брайан. — И еще больше уважаю вашу дочь. Я сожалею о том, что вызываю у вас возможно не самые приятные чувства, и я прошу прощения за это.
Я поцеловала отца и маму в щеку, подмигивая брату, и мы с Брайаном вышли из кухни. Он направился в свою спальню, а я в ванную. Я надела кожаные штаны с завышенной талией, белую рубашку, и завязала ее немного ниже груди. Черные туфли на шпильке, которые открывали пальцы на ногах, полностью закрывая щиколотку. Расчесала волосы. На руке красовался толстый серебряный браслет. Выходя из комнаты, я улыбнулась, увидев Брайана.
— Мне жаль, что твой отец в тебе разочаровался, — прошептал Брайан.
— Он никогда во мне не разочаруется, — ответила я. — Просто мне кажется, нам пора возвращаться домой.
— Ты дома.
— Нет, нам пора возвращаться в НьюЙорк.
Я смотрела на вечерний город и не могла поверить в то, что так привязалась к Нью-Йорку. Раньше я очень любила Львов, да и сейчас люблю. Во Львове другие люди и культура. Другой мир. Уличные фонари, мужчины, которые снимают шляпы при виде женщины, и девушки в бальных платьях. Улыбки людей, которые смотрят на тебя с искренностью. Уличные музыканты и танцоры, которые в очередной вечер развлекают прохожих. Вот по этой причине я не хотела уезжать, но сейчас я не покину НьюЙорк. Этот город так глубоко влез мне под кожу вместе с жителями и воздухом. Друзья, как у меня, большая редкость, а мужчина, который рядом — исключение.
Мы смотрели фильм “Век Адалин”, и каждый думал о своем. Брайан периодически держал меня за руку и целовал ладонь. Иметь такую внешность и естественное очарование преступно. Я всегда была как к себе, так и другим, немного жестока. На работе, в жизни, но что мне больше всего нравилось, так это то, что данная характеристика не распространялась на отношения с Брайаном ни в кино, ни в постели.
— И кем ты хотел стать, когда был ребенком? — спросила я, когда мы вошли в ресторан после фильма.
— Журналистом.
— Журналистом? — удивилась я.
— Да-да, — засмеялся Брайан. — Я совершенно не умею писать, но там много пива, когда ездишь на мероприятия.
— Я думаю, тебе бы доставляли пиво прямо домой, только чтобы ты не писал.
— Это было жестоко, — смеялся Брайан.
— Смотря с высоты на людей и их жизни, поняла, что там, в Нью-Йорке, я на своем месте. Тут слишком тихо, — улыбка исчезла с моего лица. — Люди ходят так, словно продумывают каждый следующий шаг, в отличии от ньюйоркцев. Мы живем работой и сексом. Этого достаточно, ведь по большому счету вся наша жизнь крутится вокруг этих вещей.
— Какой ты никогда не хочешь быть, Эмили?
— Нищей, — ответила я.
Мы взяли еду на вынос и пошли по улочкам, которые освещали фонари.
— Ты боишься только бедности? — удивился Брайан.